Ричард Длинные Руки – паладин Господа
Шрифт:
– Свинья? – переспросил Гендельсон.
– Да. Я знаю страну, где человеку с больным сердцем могут его вырезать, а свиное поставить. Человек поднимается, живет, воюет. Обезьянье не годится – слабое. Как и львиное, кстати. Лев двадцать часов в сутки спит, иначе его сердце не выдержит.
Я посмотрел на драку, там все еще на равных, а такие битвы гигантов могут продолжаться сутками, начал потихоньку пятиться, пусть эти гладиаторы выясняют дальше, кто из них хозяин леса. Пока не придет медведь.
Гендельсон отполз следом, сказал с отвращением:
– Богомерзко!..
– Почему? – спросил я заинтересованно.
– Почему?
– Ну да, – сказал я. – Всегда хотелось понять, почему именно свинину нельзя есть, а всякую гадость – можно?
Мы вернулись к коням. Гендельсон с огромным усилием взобрался в седло, устал, раскраснелся и уже с высоты жеребца сказал высокомерно:
– Сэр Ричард, вы совсем дурак. Это не оскорбление, не надо хвататься за меч, это факт. Вы сами только что сказали, что только сердце свиньи подходит человеку.
Я содрогнулся:
– Боже сохрани!.. Я знаю… слышал то есть, что наш ближайший родственник – это обезьяна, а не свинья.
Снова послышался треск, но вскоре все затихло. Нечто некоторое время кралось по ту сторону кустов, но потом решило, что с рыцарем связываться не стоит, долго выковыривать из доспехов. Я прислушался к затихающему вдали шороху.
– Мы не встретили войск князя Тьмы… уже это здорово. Честно говоря, мне ожидалось…
Я замолчал, так как сам не мог выразить словами того, что ожидал. Во всяком случае, я практически не мог сказать, что земли, по которым едем, захвачены Тьмой. Люди все так же трудятся, страдают, дерутся за трон, а в промежутках – едят, пьют, веселятся. Разве что веселятся больше, чем в Зорре, да священников не видно на каждом шагу. Как, впрочем, и костелов.
Конечно, глупо ждать, что везде будут войска Тьмы. Разве что в самых крупных городах есть небольшие гарнизоны да на дорогах могли б встретить его силы, но больших дорог мы избегаем, а на тропки да проселочные дороги большие отряды сами не забредут…
– Мне тоже, – проворчал Гендельсон и с многозначительным видом бросил ладонь на рукоять громадного меча, – похоже, нам мало что будет рассказать…
Он поперхнулся, начал натягивать повод коня, но так неумело, что конь заржал обиженно, жалуясь на прижатую удилами губу, привстал на задние копыта и красиво постучал передними по невидимому противнику. Наконец Гендельсон начал поворачивать коня, но я уже догнал их, увидел и понял, из-за чего Гендельсон остановился.
Навстречу по лесной тропке шли крепкие вооруженные люди. Назвать их солдатами Карла трудно, все одеты кто во что горазд, вольные такие умельцы, которые идут с войсками Карла ради возможности убивать и грабить.
Идиот, подумал я. Их же видно издали, надо было подать коня в сторону. Пусть идут, нам не с руки драться…
Нас заметили, вожак остановился, остальные подтянулись, встали во всю ширину тропинки. Вожак смотрел оценивающе, смерил взглядом меня, моего коня, Гендельсона и особенно его дорогие, покрытые позолотой доспехи.
Я сказал громко:
– Ребята, нам нечего с вами делить!
Вожак засмеялся:
– А ваших коней? А доспехи? А золото, зашитое в седлах?
Гендельсон сказал надменно:
– Убирайтесь, чернь, пока целы. Иначе мы велим вас повесить здесь же на деревьях!
Вожак огляделся:
– Велите? Кому?
– Он не то сказал, – бросил я тем же примирительным голосом. – Ребята, вам лучше поискать добычу попроще. Нас двое крепких мужчин, рыцарей. Это крестьян легко грабить, но не рыцарей.
– Это мы сейчас узнаем, – бросил вожак.
Бросать молот поздно, я выхватил меч, который Зеленый, вожак тут же прикрылся щитом и прыгнул вперед. Я ударил без всяких трюков, меч разрубил щит и рассек голову вожака до нижней челюсти. Я дернул застрявший меч, меня ударили сбоку в голову. В черепе загудело, еще два удара принял щит, я развернулся и ударил снова. И снова. И снова. Меч рубил прекрасно, а я помнил, что с моим ростом и силой я могу пробить любую защиту такого вот разбойничка с деревянным щитом. Когда передо мной остался только один, он посмотрел в мое лицо, отступил и бросился в чащу.
Я повернул коня, за спиной все еще крик, ругань. Трое разбойников сбили Гендельсона с коня и лупили по нему палицами, топорами, тыкали копьями. Он катался по земле и верещал, как недорезанная свинья, наконец застрял между двумя тонкими березками. Меч лежал в трех шагах в траве.
– Держитесь, сэр! – проговорил я и с неспешностью послал в их сторону коня.
Разбойники увидели меня с поднятым мечом, заорали и бросились врассыпную. Гендельсон хрипел, едва шевелился. Не скажу, что я возликовал, видя этого борова вымазанным в грязи, но и жалости не испытал ну ни капли.
– Надеюсь, вы целы, сэр Гендельсон, – сказал я. – Ведь ваши доспехи ковали лучшие оружейники Зорра?
Он со стоном приподнялся, сел. Дрожащие пальцы приподняли забрало. Лицо красное, на губах кровь. Но не рана, как я понял с сожалением, просто разбиты губы. На правой половине щеки медленно расплывается громадный кровоподтек.
У меня возникло нехорошее, но зато сильное подозрение. И чем дольше я смотрел на Гендельсона, тем быстрее мое подозрение переплавлялось в уверенность.
– И сколько вы поразили врагов? – спросил я. – Своим родовым мечом?.. Острым как бритва?
Он прохрипел:
– Они напали… так внезапно…
– А улитки как шуганут! – сказал я ему в тон. – Что случилось, сэр Гендельсон? Вы что, совсем не умеете драться?.. Давайте только честно.
Он кое-как выпрямился в положении сидя, ответил с достоинством:
– Почему, умею… Просто, может быть, не так хорошо, как некоторые из лучших рыцарей Зорра… Ладно, я многим уступаю, ну и что?.. Моя забота была – кормить армию!.. Как вы знаете, я снабжал все войска Зорра, все отряды, где бы они ни были, – едой, одеждой, доспехами, оружием…