Ричард Длинные Руки - паладин Господа
Шрифт:
Конь подо мной гарцевал, очень довольный, с презрением смотрел на Гендельсона сверху вниз, фыркнул при виде опозоренного таким седоком коня барона.
– Откуда я знаю ваши успехи на ниве кормления армии? – ответил я с презрением. – Думаете, весь Зорр говорит о ваших богатствах? О вашем положении близ короля?..
Он ухватился за березку, с трудом поднялся. Скривился, его шатнуло, но устоял. Я смотрел в упор, он старательно отводил взор, наконец сказал зло:
– Какого черта? Я хорошо справлялся со своими обязанностями!
– Идиот, – прорычал я. – Сэр Гендельсон,
– Я не сказал «идиот», – возразил он. – Я сказал, что вы, сэр Ричард…
– Круглый дурак, – досказал я. – Да, я самый круглый дурак на свете, что еду с таким… такой…
Он вытер кровь с лица, с ужасом посмотрел на свои покрасневшие пальцы. Руки сразу задрожали, он заговорил быстро, торопливо, уже без той баронской надменности, что постоянно прет из всех дыр:
– Сэр Ричард! Вспомните, что нам велел король!.. Нужно всего лишь достичь Кернеля! Нам было обещано, что нас та нечистая сила донесет прямо к самой крепости… если не в саму крепость!.. нам не придется даже драться, ибо нас скроет проклятая волшба и священная молитва… даже не знаю, как они могли бы ужиться… Вот и не ужились, вот мы и наказаны за свое слабодушие…
– Идиот, – повторил я, но мысль мелькнула, что этот царедворец не такой уж и идиот. За простенькое поручение сумел бы отгрести немало почестей, наград. О нем бы пошла слава, как о герое, что спас Кернель. – Зачем вам понадобилось вылезать из своей интендантской норы?
– Понадобилось, – ответил он коротко.
Лицо его помрачнело, он подобрался, глаза блеснули раздраженно. Я смолчал, у всех тайны, обеты, клятвы, без таких атрибутов этот мир потеряет половину прелестей.
Я проследил, как он всползает на седло, это выглядело так, как если бы невидимые и довольно слабые руки затаскивали на коня мешок с мокрым бельем. Наконец он ухитрился взобраться с пятой или шестой попытки, причем конь, помогая ему, едва не ложился, как верблюд, только бы эта каракатица в железе оказалась наверху.
Лес остался позади, земля становилась все суше. Часто попадались крупные круглые камни размером с упитанного барана, гладкие и блестящие. Гендельсон часто крестился, рот не закрывается, я скоро буду от его молитв вздрагивать во сне и наяву. И наверняка все запомню на уровне спинного мозга, как продвинутый думер.
Часто начали встречаться целые скалы. Торчат из ровной каменистой земли очень высокие, на вершине огромные глыбы, словно шляпки грибов. Я такие объезжал по дуге, а Гендельсон бесстрашно пер везде прямо да еще и на меня посматривает свысока, урод. Мол, все в руках Божьих, без повеления Господа ни один волос не упадет, ни один листок не рухнет с дерева и не прибьет дистрофика… Уроды, Богу больше делать нечего, чем следить за каждым листиком!
Потом справа и слева настоящие скалы, даже каменные стены, а мы ехали по некоему подобию ущелья, хотя настоящих гор пока нет и близко. Я с любопытством рассматривал эти уцелевшие образования из камня, причудливо выветрившиеся, в продольных полосах, с выступающими длинными карнизами, это значит, какой-нибудь миллион лет откладывались рачки с особо прочными скелетиками или панцирями…
Конский топот прогремел вдали, как барабанная дробь. Гендельсон метнул руку к мечу, но посмотрел в мою сторону и вместо мечемахания забормотал молитву. Из расщелины в паре сотен метров впереди выметнулся на покрытом белой попоной коне всадник в белом плаще, с белым щитом и белым блестящим топором. Только цельнокованый шлем на нем оранжевого цвета, да герб на белом как снег щите выдавлен тоже оранжевым, хотя и очень слабо, почти белый.
Конь ронял пену, несся тяжелым галопом. Я ощутил, что под плащом у рыцаря явно нехилые доспехи, иначе конь скакал бы легче. Через пару мгновений из той же расщелины начали выметываться, будто ими выстреливали, всадники на резвых конях, но тоже с попонами, с такими же щитами, разве что шлемы у всех разные: круглые, как яйцо конические, двое вообще без шлемов, только с широкими металлическими кольцами вокруг лба.
Их было пятеро, они явно догоняли всадника. Гендельсон всхрапнул, выхватил меч и пустил коня наперерез преследователям.
– Куда? – крикнул я.
– Надо помочь! – прокричал он, не оборачиваясь.
– Кому? – крикнул я, но Гендельсон не ответил.
Понятно, по рыцарской логике надо помогать тому, кто в меньшинстве. Но я однажды уже помог примерно так, до сих пор кровь заливает лицо, когда вспомню, как я остановил толпу, что гналась за вором и убийцей, а я молотил языком про презумпцию невиновности и дал мерзавцу ускользнуть, аки щуке из рук старика у моря.
Всадник пронесся мимо Гендельсона, что-то ему крикнув, потом начал осаживать коня. Ругаясь, я пустил коня шагом. Гендельсон с мечом в руке загородил дорогу погоне. Выглядел он, если вот так со стороны, очень внушительно: огромный, закованный в железо рыцарь, забрало опущено, в руке зловеще поблескивает на солнце лезвие огромного меча. Всадники торопливо натягивали поводья, оглядывались по сторонам, искали еще людей, хотя бы затаившихся стрелков с натянутыми луками.
Один закричал страшным голосом:
– Несчастный! Ты знаешь, кого защищаешь?
Вот-вот, подумал я угрюмо. Может быть, это Синяя Борода пытается скрыться от наказания. Или маркиз де Сад спасает шкуру.
Гендельсон ответил надменно, сам Ланселот бы поаплодировал такому апломбу:
– Кто в меньшинстве – тот прав!
Угадал, подумал я невольно. По крайней мере верно, что большинство – всегда не право. Иначе откуда у нас такое гребаное правительство, такая политика…
Гендельсон выглядел огромным и страшным. Всадники, похоже, заколебались, но их вожак закричал лютым голосом:
– Сейчас ты увидишь, кто прав!
Остальные уже выстроились в линию рядом с ним. Все разом пустили коней. За это время преследуемый всадник развернул усталого коня и послал его к Гендельсону. Он поравнялся с ним в момент, когда все пятеро набросились на них обоих. Загремели щиты, я слышал лязг железа, злые крики, ржание коней. Мой дурак, что подо мной, заспешил к месту схватки, не желается ему смотреть с галерки, близорукий, что ли, я не стал удерживать, сорвал молот, начал высматривать цель.