Ричард Длинные Руки – принц-консорт
Шрифт:
— Крестьянству, — напомнил он, — нужны новые земли под пашни!
— Тоже верно, — согласился я. — Земля должна приносить пользу. А оставлять лес только для того, чтобы там мог охотиться король с кучей придурков, — непростительная роскошь, когда народ голодает.
— Народ не голодает, — возразил Ришар. — Хотя, конечно, всегда можно жить богаче.
Я вздохнул, посмотрел на закатное небо. Запад уже в багровых облаках, перед наступлением сумерек они заранее сгрудились в стадо, как овцы, и затихли, приготовившись переждать короткую ночь, чтобы утром весело двинуться на новое пастбище.
— Пора, —
— Как могу? — воскликнул он. — Да и обидится Готфрид, если не приду поздравить! Мы же не раз сражались в Гандерсгейме бок о бок, прикрывая друг друга. Кстати, не вижу вашего удивительного коня…
— Герцог, — сказал я с укоризной. — А если он стоит во дворе некой молодой рыбачки?
Он усмехнулся.
— Да-да, конечно. Дело молодое, ваше высочество. Желаю быстрой дороги!
Мы обнялись, я быстро пошел с причала. Конечно, герцог ни на мгновение не поверил мне, что так вот и буду шастать по молодым простолюдинкам, этим грешат простые короли, а не те, которые находят более интересным перестраивать мир.
Он и сам такой, придавать слишком большое значение женщинам — это удел простых. А что не спросил, как доберусь быстрее него, то у всех могут быть некоторые маленькие тайны, благородные люди не допытываются, дурной тон.
Глава 12
Я вернулся в Геннегау со всеми предосторожностями, не стал наглеть, приземляясь прямо на крышу или балкон дворца, уже обжегся, сел за городом и поспешил в свои палаты, пока не застала ночь.
Хоть на этот раз Жерар не стал изумляться, неожиданно увидев меня в ранее пустовавшем кабинете. Я прошел на глазах у всех через двор, затем передо мной распахнули двери в главное здание, и я своими ножками поднялся на свой этаж.
Слуги опустили люстры и зажгли свечи, а потом долго поднимали и закрепляли канаты, чем-то это напомнило мне крепление парусов, светильники вспыхнули ласковыми оранжевыми огнями, а за окнами сгустилась ночь.
В мой кабинет тут же явились герцоги Готфрид и Ульрих как самые знатные и наиболее влиятельные еще с тех времен, когда один владел только Брабантом, а другой — Ундерлендами.
— Через два дня! — сказал Ульрих бодро и потер руки. Глаза его поблескивали, словно в предвкушении битвы. — Хотя сегодняшний уже можно не считать…
— Они пройдут быстро, — ответил Готфрид. — Меня больше волнуют новые отделения Ордена, что начали спешно строить в Турнедо…
— А еще начнут в Ламбертинии и Мезине, — пообещал я.
Он вздохнул, на лице попеременно вспыхивали то радость, то выражение крайней озабоченности.
Я крикнул громко:
— Айсватер! Вели подать вина. У нас праздник…
Из-за двери прокричали «Будет сделано», и уже через несколько минут двое слуг вбежали с серебряными кувшинами, расставили по столу серебряные чаши и наполнили вином.
— Идите, — велел я, — за своими благородными гостями я поухаживаю сам, это привилегия хозяина.
Оба герцога расположились в креслах и с удовольствием смаковали вино, так разительно отличающееся от местных сортов, а в коридоре затопали, дверь распахнулась, Айсватер просунул в щель голову.
— Ваше высочество! — крикнул он встревоженно. — Гонец! Говорит, дело крайней важности…
Я кивнул.
— Давай. Хотя важность это не срочность…
Он распахнул дверь, из коридора вбежал невысокий худой юноша, крепкий и жилистый, с темным от солнца лицом. Он размахивал над головой свернутым в трубочку письмом с красными ленточками и сургучными печатями. Айсватер на всякий случай придерживал его сзади за пояс.
Я махнул рукой.
— Пропусти, это сотник Куньявальд из Лагардии. Я его знаю.
Куньявальд прошел в кабинет быстро, запыхавшийся, раскрасневшийся, с бурно вздымающейся грудью, но колено преклонил весьма изящно.
— Ваше высочество, — сказал он прерывающимся голосом.
— Говори, — сказал он.
Он быстро взглянул на герцога Готфрида и Ульриха.
— Сообщение от магистра Винцгау, — произнес он. — Чрезвычайно срочное и важное.
— Прекрасно, — сказал я, — давай его сюда. Оно как раз по адресу.
Готфрид протянул руку, Куньявальд беспрекословно вручил ему трубочку письма, что меня не удивило, все знают герцога не только как моего отца, но и как наиболее доверенного человека, однако, пока тот снимал печати, Куньявальд повернулся ко мне.
— Ваше высочество, — сказал он серьезным голосом, — я не знаю, что в письме, да и вам, как сказал магистр, это неважно.
— Что-что? — переспросил я в удивлении.
— Дело в том, — сказал он, понизив голос, — ввиду чрезвычайной важности магистр не счел возможным доверять нечто бумаге, которую могут перехватить.
Герцог Ульрих скептически хмыкнул, магистр помешался на секретности, спит и видит, как враги охотятся за его письмами.
Я сказал так же тихо:
— Говорите, сэр Куньявальд.
Он сделал шажок ближе и произнес едва слышно:
— Магистры всех отделений Ордена Марешаля, что разбросаны по королевствам, закончили голосование насчет кандидатуры Великого Магистра Ордена.
— Наконец-то, — сказал я. — Как распределились голоса?
— Большинством, — ответил он шепотом, но так, чтобы слышали и оба герцога, раз уж допущены. — Великим Магистром избран герцог Готфрид Брабантский.
Готфрид вскинул голову, словно получил коленом в подбородок.
— Что-что?
— Его первым, — продолжил Куньявальд, — и единственным заместителем, а также помощником — герцог Ульрих Ундерлендский. Он же одновременно назначается великим комтуром Ордена и магистром конницы. Кроме того, избран капитул из двенадцати членов в составе десяти рыцарей и двух священников. Утвержден Устав Ордена…
Я быстро зыркнул на герцогов. Оба застыли, как громом пораженные, на лицах непонимание. Они шли вместе и намеревались и дальше плечом к плечу, но только Верховным Магистром планировался Ульрих, а Готфрид — его заместителем, однако братья Ордена на тайном голосовании решили, видимо, что у герцога Готфрида авторитет выше, воинский опыт значительнее и на счету больше попыток возродить Орден, считая и ту неудавшуюся в королевстве Фоссано, которую сорвал как раз не известный никому рядовой рыцарь Ричард, его знают теперь и как сына Готфрида, и как Ричарда Завоевателя.