Ричард Длинные Руки – рауграф
Шрифт:
– Мое почтение, дорогие гости.
Один из священников, высокий, с худым заостренным лицом и близко посаженными глазами, окинул меня быстрым взглядом. Габриэль Хорст, как назвали его, явно тоже птица очень высокого полета. На голове все та же крохотная символическая шапочка, короткие седые волосы выбиваются прямые, как шерсть большой крысы.
– Все мы гости в этом мире, – произнес он холодновато. – Сейчас вам принес его высокопреосвященство кардинал Мадзини.
Второй, который Раймон Весилион, посмотрел на меня
Я взял крайнее, развернул и уселся прочно, но в этот момент из внутренних покоев показался кардинал, и мне пришлось вскочить с недостойной майордома поспешностью.
Кардинал все в той же кроваво-красной одежде, словно Юлий Цезарь, такой же свободной, как и тога, только более закрытой. Отец Габриэль Хорст и отец Раймон Весилион торопливо поднялись и застыли в смиренном поклоне.
Я сложил руки ковшиком:
– Благословите, ваше преосвященство!
Кардинал чуть поморщился, я сообразил, что к лицу такого ранга нужно обращаться «ваше высокопреосвященство», ладно, следующий раз скажу громко и ясно, чтобы услышали и за дверью.
Он небрежно подвигал ладонью, а я вспомнил формулу, что епископ, небрежно дающий благословение, оскорбляет Бога больше, чем пьяница, который богохульствует, ругаясь в кабаке.
– Будь чистым перед лицом Господа, – сказал кардинал.
Я насторожился, вроде бы не это положено говорить, но переспрашивать нельзя, поинтересовался с вежливым поклоном:
– Хорошо ли отдохнули, ваше высокопреосвященство?
– Необходимость не знает отдыха, – ответил он несколько суховато.
– Но после такой длительной дороги необходим покой, – сказал я. – Вы должны были растерять все силы за дорогу!
Нечто мелькнуло в его глазах, я сообразил, что ляпнул глупость, но не успел понять где, кардинал произнес высокопарно:
– Лактанций, наш богослов, говаривал, что покой принадлежит только сну и смерти. Самый даже сон есть несовершенный покой, потому что отдыхает одно только тело, а в душе представляются разные образы, и она находится в беспрерывном движении, тогда как тело восстановляет свои силы. Следовательно, одна смерть, собственно, есть вечный покой. Надеюсь, вы не о таком покое для нас говорили.
Я отшатнулся:
– Святой отец!.. Ну ладно, мою корявую речь политика и воина понять богословам, наверное, трудно. С чего начнете знакомство с новым королевством, ваше преосвященство?
– С отчета отца Дитриха, – ответил он. – Как Верховный Инквизитор Зорра, самовольно покинувший вверенное его опеке королевство, он сперва должен объяснить свой странный поступок.
Он сделал рассчитанную паузу, я все понял правильно, от кардинала веет недобрым холодом, да и отец Раймон посматривает как-то намекающе. Впрочем, я и не скрывал, что именно я уговорил отца Дитриха приехать, соблазнив не чем-то дьявольским, а возможностью работать с утра до ночи не покладая рук.
– Да, – ответил я, – да, вы совершенно правы, ваше преосвященство.
Во взгляде кардинала было самодовольство, и хотя не сказал, что он прав всегда ввиду своего высокого церковного сана, но на лице это крупными буквами.
– А потом будут вопросы к вам, – сказал он бесстрастно, – постарайтесь эти дни быть в городе.
– А если что-то возникнет на другом конце королевства?
Он посмотрел мне в лицо жуткими немигающими глазами:
– Постарайтесь, чтоб не возникало. А если возникнет, нам может показаться, что вы нарочито избегаете общения с высшими церковными иерархами.
Я охнул:
– Да зачем мне такое понадобилось бы?
– Причин может быть много, – произнес он холодно. – Если человеку есть что скрывать… а вы многое скрываете, сэр Ричард.
– Господи, – воскликнул я, – да зачем это мне?
Он продолжал сверлить меня взглядом.
– Все люди что-то да скрывают, сэр Ричард, – произнес он холодно. – Но у большинства такие мелкие грешки, что за таких людей стыдно, но есть и великие преступники. Хорошо, если пашут землю, но бывает ужасно, когда в их руки попадает хотя бы меч… или власть.
Отец Габриэль вклинился в разговор:
– Простите, сэр Ричард, у меня к вам уже есть один вопрос…
– Да хоть десять, – ответил я настороженно и пожалел, что ляпнул. – Голому чего бояться?
– Расследований боятся все, – произнес он мирно, но с таким спокойствием, что на меня повеяло могилой.
– Расследований? – переспросил я. – Меня в чем-то подозревают?
Кардинал постарался мягко улыбнуться, это выглядело устрашающе, словно сама смерть старается выглядеть любезной.
– В Ватикан поступили весьма противоречащие данные. Высшей комиссии они показались достаточно… гм… важными, чтобы послать нас для проверки на месте.
Я произнес сдержанно:
– Осмелюсь поинтересоваться, что именно вас интересует?
Кардинал покачал головой:
– Пока этого сказать нельзя. Но мы все выясним. Брат Габриэль, брат Раймон, приступайте!
Оба легата поклонились, Габриэль оглянулся на меня и сказал торжественно:
– Мы выясним все. От нас скрыть ничего не удастся!
Оба вышли из комнаты, кардинал сказал с холодной любезностью:
– Сэр Ричард, я должен задать вам несколько вопросов.
– Задавайте, – ответил я.
Он указал на кресло:
– Сядьте. Вопросы могут показаться неприятными или слишком личными, но для святой курии не должно быть тайн.
Я сел и стиснул челюсти, давненько никто не смотрел на меня так, не указывал, где сидеть и как сидеть.
– Первый вопрос, – проговорил он, – поступили сведения, что вы скрываете явных безбожников и хулителей веры Христа и даже покровительствуете им!