Ричард Длинные Руки – рауграф
Шрифт:
«И все-таки они будут защищаться», – подумал я хмуро. И чем больше поработают над укреплениями, тем у них будет больше уверенности, что врага отобьют от родных стен. А вера, как говорил священник, двигает горами и народами.
В голове на миг мелькнула слабая мысль, тут же исчезла. Я не успел ухватить ее за хвостик, только осталось чувство, что она как-то связана со святыми мощами в повозке.
Фигура Ланзерота четко вырисовывалась на фоне затянутого серыми тучами небе. Рыцарь ждал, мне он показался вместе с конем памятником,
Повозка вползала на вершину тяжело, с надсадным скрипом. Измученные волы едва тянули. Я уже вторые сутки почти не садился на коня, шел рядом с повозкой, то и дело хватался за колеса, помогая им провернуться, а то и вовсе подпирал повозку сзади. От усталости дрожат ноги, пот заливает глаза, но я знал, что стоит несколько минут отдохнуть, перевести дух, и силы снова переполняют мое тело, которое я вообще не считал так уж здоровым, пока не попал сюда..
Даже Бернард это заметил, сказал Рудольфу завистливо:
– Что значит молодость… Только что язык висел на плече, а сейчас снова свеж, как корнишон…
– Язык? – спросил Рудольф.
– Эх, ты сам уже заговариваешься… Не упади с коня. А лучше перебирайся в телегу. Тебе в прошлый раз хорошо по голове стукнули…
Он прервал себя на полуслове. Волы, зачуяв, что повозка внезапно стала легче, все же тупо тянули с той же силой. Повозка пошла быстрее, но спуск показался Бернарду куда опаснее подъема, он соскочил с коня, ухватился за колесо. Ланзерот тоже спрыгнул, его сильные руки ухватились за другое колесо, а принцесса вскрикнула:
– Дик! Там в повозке веревка!
Повозка покачивалась, сползала по сухой и твердой дороге довольно быстро, но шагов за пятьсот дорога становилась еще круче, волы упорно и бездумно тащили ее прямо… ну, не к пропасти, но почти к пропасти.
Я прыгнул на ступеньку, дверь широко распахнулась. Краем глаза я увидел в сторонке сердитое лицо Бернарда, искривленные в гримасе раздражения губы Ланзерота, но глаза уже жадно обшаривали повозку изнутри. Мешки, мешки, множество мешков, раздутые так, будто перевозят арбузы, тыквы и дыньки разного калибра. А снизу выглядывает краешек обитого железом сундука. На мешках мотки толстых веревок…
Снаружи раздался разъяренный голос Бернарда. Я ухватил веревку, отпрыгнул от повозки, будто получил копытом в зубы. Когда я прикрепил ее к задней оси повозки, за веревку ухватились Рудольф и Асмер, а потом уже Бернард. Я тоже взялся обеими руками, и так, опираясь ногами, понемногу отпускали повозку, не давая ей смять исхудавших волов.
Улучшив мгновение, я сказал Бернарду тихонько:
– Клянусь, я ничего не трогал! И никуда не заглядывал!
Бернард прорычал зло:
– Твое счастье.
– Спасибо, – ответил я. – Но все равно непонятно. Я думал, мы везем только мощи святого человека. Но что в мешках? Ты ж говорил, что оружие!
Бернард поморщился:
– Не твое дело.
Я обиделся:
– Разве я чужой? Разве вы не доверяете мне свои жизни, когда отправляете в ночной дозор?
– Доверяем, – буркнул
Я спросил оскорбленно:
– Так зачем же отправляете, если я такой бесполезный?
– А надо же тебя приучать к воинской службе, – ответил Бернард хладнокровно. Я обиделся, спускал повозку молча. Плечи уже ныли, словно в одиночку удерживал эту тяжесть. Бернард взглянул раз, взглянул другой, сказал внезапно с непривычной теплотой в голосе: – Ты хороший, Дик… Клянусь, ты все узнаешь раньше, чем мы прибудем в Зорр.
Я встрепенулся:
– Правда?
– Я же поклялся, – напомнил Бернард.
Я с сомнением смотрел на повозку. Показалось или же в самом деле двигается еще легче, чем вчера? Нет, вчера по такой же земле колеса погружались в землю на ладонь, а теперь только на два пальца. На два пальца – значит, везут нечто очень тяжелое, но все же не на ладонь, земля такая же, не слишком сухая, но и не грязь…
Чертовщина какая-то. Я уже уверен, что везут не только мощи святого Тертуллиана, не великаном же был этот отец церкви, две трети повозки заняты связками мечей да топоров под кучей мешков, а сами мощи в какой-нибудь крохотной урне в уголочке… Даже окованный железом сундук для них великоват. Но все-таки, почему повозка явно стала легче?
– Зорр, Мордант, Ирам, – сказал я Бернарду, – это королевства, где проходит линия схватки… А те, которые захвачены? Что там?
Про себя добавил, что в королевствах, которые захватили «живущие умом», как рассказывали, жизнь может оказаться не такой уж и ужасной.
Бернард подумал, двинул огромными плечами.
– Это в Скарландах, Гиксии, Горланде?.. Примерно то же, что и в любой другой, когда на родные земли вторгается чужая армия. Пожары, грабежи, трупы по дорогам… Народ разбегается, прячется в лесах, сбивается в шайки, нападает на мелкие отряды. Постепенно у них появляются хорошие вожаки. Чаще всего из числа уцелевших баронов, рыцарей – у них есть опыт сражений. Постепенно выясняется, что не все потеряно, и хоть вся страна уже наводнена чужими силами, но ряд городов успел закрыть ворота, а самые надежные места – это монастыри и церкви, куда нечисть подойти страшится, а люди без нечисти просто люди, драться с ними легче… Но понятно, что в осаде всю жизнь не просидишь, ведь войска нечисти разлились, как половодье, по всей стране. Рано или поздно… Боюсь, что все рухнет раньше, чем могло бы.
– Почему?
– Людям нужна надежда, – объяснил Бернард. – Либо слухи, что император уже ведет армию на помощь… или хотя бы собирает, или же рассказы о неком рожденном в огне герое… либо вообще какой-то радостный слух, известие!
Я кивнул.
– Прости, Бернард.
– За что?
– Я не понимал, зачем тащите мощи. Думал, куда надежнее бы пару повозок добротного оружия. И доспехов.
Он смолчал, но мне почудилось во взгляде старого богатыря нечто похожее на признательность.