Ричард Длинные Руки – вильдграф
Шрифт:
В саду я свернул с широкой аллеи, шаг сам собой стал, как у опытного браконьера. Роскошные кроны укрыли от посторонних взглядов, я поколебался, но не справился с соблазном и как только услышал впереди приглушенные голоса, торопливо скользнул в личину исчезника.
Двое из дворцовой челяди несли на длинной толстой палке массивный чугун. Он раскачивался на веревке и заставлял их раскачиваться тоже.
Тот, что впереди, сказал со вздохом:
– Третий котел ставим… Не лопнут?
– Если бы, – ответил второй. Он боязливо огляделся по сторонам и сказал, понизив голос: – Прибыло еще человек десять. Кукундр уже и не знает, где их размещать…
– А почему не на постоялом дворе? – спросил тоскливо первый. – Там места всем хватит…
– Не знаю, – донесся до меня голос второго. – Зачем-то им надо здесь…
Они прошли от меня в двух шагах, я даже не старался от них укрыться, челядь потому и челядь, что тупая и невнимательная. Их по голове бей – оглянутся в недоумении: где это стучат?
Ближе к дворцу начали попадаться гуляющие придворные, с этими я держался осторожнее, обходил за стеной кустов и деревьев, а когда услышал знакомый голос Раберса, сердце застучало с предостережением.
Кусты поплыли в стороны, впереди роскошная клумба с пышными цветами, деревья держатся на почтительном расстоянии от такой роскоши, и вроде бы нельзя подкрасться ближе и подслушать…
Я насторожил уши, сосредоточился. Начали доноситься слова, Раберс говорил тревожно:
– …Дорогой конунг, наши люди волнуются. Все-таки подданные королевства лояльны в отношении монарха!.. А если учесть, что у вас не так много людей в племени, разделяющих ваши стремления…
Он сделал паузу, я видел, как он выжидательно поглядывает в ожидании опровержений на конунга.
Бадия нехорошо улыбнулся.
– Уверены?
Раберс развел руками.
– Я имею в виду не сами стремления, а готовность идти с вами до конца.
– Конечно, – сказал конунг, – не все племя. Но у меня наготове могучий кулак из самых лучших.
Раберс сказал осторожно:
– Мне кажется, их недостаточно.
– Для чего?
– Если город возмутится, – сказал Раберс еще осторожнее, – а в нем все-таки одних оружейников, бронников и кузнецов не меньше полутысячи… не все они храбрецы, конечно, но если увидят угрозу для себя и своего ремесла…
Конунг сказал успокаивающе:
– Вы не всех еще видели.
– Разве ваши люди не все на виду?
Конунг быстро посмотрел по сторонам, на миг мне показалось, что заметил меня за толщей зелени, еще больше понизил голос:
– Которые прибыли со мной… еще не все, что у меня есть.
– Кто-то еще?
Он кивнул.
– К городу уже идут мои самые верные люди. Как только придут, мы сразу же и откроемся.
Раберс помедлил, я видел, как ему не хочется говорить неприятное, но все же пересилил себя и поинтересовался:
– Достаточно ли будет? Насколько нам известно, большинство в вашем племени резко против вашего сближения с горожанами. А то, что вы в городе иногда… только иногда!.. одеваете более удобную одежду, расценивают как предательство…
Конунг ответил благодушно, но Раберс, думаю, как и я, уловил стальную нотку в голосе вождя кочевников:
– Все верно. Но этих поставим перед случившимся. Я уж позвал тех, кто мне предан лично. Прежде всего мои братья, племянники, а также несколько бесшабашных головорезов, которых я в свое время спас от казни. А когда стану здесь королем, я заверю племя, что в первую очередь остаюсь их конунгом и прежде всего – конунгом! А уже потом – правителем королевства Тиборра!
Раберс вздохнул с надеждой в голосе:
– Надеюсь, это объединит королевство Тиборра и благородное племя мергелей.
– Которое вы поведете к вершинам богатства и расцвета, – сказал конунг. – Я помню, что я властвую, но правите – вы!
Раберс произнес:
– Это единственно правильное решение.
Он поклонился, конунг лишь кивнул слегка, и оба поспешно пошли в разные стороны.
Вот сволочь, стучало у меня в черепе. Предает интересы своего королевства с такой легкостью всего лишь за обещание поставить его старшим управителем. Правда, управителем всего королевства, но все-таки быть на побегушках у человека с чуждым складом ума, других взглядов, идей, культуры, ценностей…
Ишь, благородное племя мергелей! Как язык повернулся брякать такую глупость, дураку же видно, что нет благородных племен, народов, наций, а есть только благородные особи. Впрочем, политики во все времена обожают красиво звучащие, но ничего не значащие слова и сочетания слов.
Интернационалист проклятый, не понимает, что соединять мед с дерьмом – не есть гуд, сливать воедино нужно хоть и разных, но одного уровня, а еще желательно – одной культуры…
Никто не заметил, как я прокрался к домику для гостей Его Величества, в моей комнате стоит забрать мешок, пусть там не так уж и много барахла, но таинственная шкатулка, а также ряд камешков, я хоть и дурак, но не настолько, чтобы все отдать первой же попавшейся принцессе… хотя Элеонора в самом деле заслуживает и большего, чем заурядные или даже необыкновенные драгоценности…
Предостерегающий холодок кольнул пальцы руки, едва я потянулся к ручке двери. Я замер, прислушался, везде тихо, рискнул перейти на тепловое… по ту сторону двери смутно проступают два силуэта. Судя по согнутым позам, готовы ударить справа и слева, едва переступлю порог…
Идиот, мелькнула мысль. Конунг велел устроить засаду, а здесь вокруг домика все открыто, увидели издали в окна, ждут ротозея. Что-то я стал совсем беспечный, а еще сын степей…
Можно бы ворваться через окно, оно в пяти шагах, а там успею сориентироваться, здесь окна по-южному широкие, тепло беречь нет нужды… но грохот и выбитое окно привлекут внимание и тех, кто сейчас просто прогуливается в саду… или же прогуливается не совсем просто.
Стиснув зубы, я несколько раз быстро и сильно вздохнул, нагнетая кислород под давлением, в ушах зашумело, сильным рывком открыл дверь и прыгнул в проем с такой скоростью, что мышцы ног едва не лопнули от перегрузки.
За спиной был вскрик боли, стон. Я развернулся уже с оскаленными зубами и мечом в обеих руках. Двое коренастых мергелей, одинаковых, как близнецы, смотрят друг на друга выпученными глазами, а пальцы стиснуты на рукоятях кинжалов…
Я перевел дыхание. Оба на мое вторжение среагировали быстро, даже молниеносно, но я был шустрее, и длинные ножи вошли в обнаженные торсы по самые рукояти.