Ричард Длинные Руки – властелин трех замков

Орловский Гай Юлий

Альдер сказал с восторгом:

— Если бы не черный, цены бы ему не было!

— А что черный, — спросил я уязвленно, — разве не самые быстрые — вороные?

— Да, но вам, сэр Ричард, больше пристало бы на белом коне! Как паладину.

Я отмахнулся.

— Я белый рыцарь на черном коне. И вообще, у моего черного коня — душа белая. В то время как у некоторых белых людей — души чернее сажи.

Альдер хохотнул, толкнул Ревеля в бок.

— Смекаешь, о ком сэр Ричард сказал?

Ревель чуть-чуть растянул губы. Он все еще держится сдержаннее

всех, медленно вживается в отряд, но исполнительный, работоспособный, никогда ничего не забывает и вообще кажется мне надежным и даже очень хозяйственным.

— Сэр Ричард, — сказал он осторожно, — что-то конь в упряжке захромал. Надо успеть в город затемно.

— Захромал? — переспросил я. — А что же конюх молчит?

— Он собирался сказать…

— Что ж не сказал? Кони — его забота. Не нравится мне это, все-таки коней Марквард дал подготовленных для долгой дороги. Ладно, проехали. За всем не уследишь. Запрягайте коней, выступаем!

Мы с Альдером едем впереди, Клотар и Ревель по обе стороны повозки, а брат Кадфаэль на муле тащится сзади. Пес держится некоторое время с нами, но слишком много выпархивающих из-под лап и копыт птиц, убегающих зайцев, и он убегал настолько далеко, что даже я начинал беспокоиться, Альдер же многозначительно покашливал и делал скорбное лицо.

Он раньше меня заметил нечто впереди, насторожился, привстал в стременах.

— Дымок…

— Костер? — спросил я. — Ну и что, люди трапезничают.

— Не прямо же на дороге!

Переглянувшись, мы пустили коней в галоп. Я обогнал сразу же, впереди появилось темное пятно, стремительно разрослось и превратилось в обломки догорающих повозок. На дороге жалобно кричала и билась в агонии тяжело раненная лошадь, всюду трупы в лужах крови. Двое сумели ускользнуть в густую траву, но и там их догнали и зверски добили, я видел с рослого коня истоптанную и залитую кровью траву под изуродованными телами.

Повозок три, если судить по глубоким колеям из-под их колес, везли нечто тяжелое, но вряд ли разбойники сожгли товары вместе с повозками.

Мы объехали вокруг, в траве отыскали тела молодой женщины и мальчишки лет семи. Над обоими еще и поглумились. Женщина совершенно голая, вся в кровоподтеках. Насиловали наверняка многие, а потом, натешившись, отрезали груди и вспороли живот снизу и до пупка. Мальчишке отрезали гениталии, вспороли живот.

— С мужчинами можно поступать по-всякому, — хмуро сказал Альдер, — особенно когда допытываешься, где клад зарыл или с каким словом можно пройти в крепость… Но тех, кто так с женщинами… я бы сам жег на медленном огне. Но сперва бы заживо снимал шкуры!

Я оглядел догорающие повозки.

— Такое надо показывать горожанам почаще, — сказал я, — чтобы не орали, что цены на товары высокие, что проклятые купцы наживаются! Вот попробовали какие-то несчастные снизить себестоимость, взяв охраны поменьше…

— Это верно, — согласился Альдер. — Простой народ не понимает, что непросто привезти заморский товар, да еще платить на границах каждого баронства

за топтание земель.

Застучали копыта, повозка не просто несется к нам, а летит, кони стелются в стремительном беге. Леди Женевьева высунула голову и смотрела в нашу сторону. Возница нахлестывал коней, а когда оказался возле нас, резко натянул вожжи.

— Тпру!.. Что случилось?

Я сказал зло:

— Да вот тут некие разбойники развлекались!

Леди Женевьева сказала быстро:

— Это не Грубер!.. Это не Грубер!

Я сдвинул плечами.

— Не знаю вашего Грубера, потому я ни на кого не киваю. Но вам виднее, раз уж вы в первую очередь подумали о нем.

Ее щеки зарумянились, дверца распахнулась, Альдер соскочил и подал ей руку, опередив Клотара. Я не стал смотреть, кивнул Клотару.

— Слышал, что она сказала?

Он буркнул с неприязнью:

— Да.

— И что думаешь?

Он заколебался, сказал угрюмо:

— Это в городах есть какая-то власть… а в Дикой Степи всяк сам себе хозяин.

— Значит?

Он сказал еще неохотнее:

— Не буду ничего говорить. В Степи все чувствуют полную свободу.

Я кивнул.

— Понятно. Этого достаточно. Я примерно вижу, как воспользуется полной свободой брат Кадфаэль и как воспользуется этот барон-разбойник.

Он смотрел на меня ничего не выражающими оловянными глазами, мол, ни за что не угадаешь, как воспользовался бы свободой я, а я кивнул подъехавшему Кадфаэлю, он сразу же ухватил книгу и бросился читать молитвы по убитым.

Я сам подъехал к леди Женевьеве, что слишком приблизилась к месту, где нашли женщину с мальчишкой.

— Леди, — сказал я резко, — возвращайтесь!

Она окрысилась, спина прямая, настоящая красавица испанка, донна белла, или как их там:

— Что?.. Почему вы мне приказываете?

— Потому, — сказал я еще резче, — не хочу, чтобы вы все здесь обблевали! Быстро, поворачивайтесь! К повозке…

Но она уже увидела, охнула, сделала три торопливых шага и оказалась прямо над женщиной. Над трупами стоял на коленях брат Кадфаэль и читал заупокойную. Леди Женевьева побелела, несмотря на смуглую кожу, прижала руки ко рту.

— Что, — сказал я грубо, переводя огонь на себя, — отпечатки знакомых сапог увидели?.. Возвращайтесь.

Последние слова я, как ни старался, произнес все же мягко. Она всхлипнула и побрела обратно.

Глава 11

Солнце опускалось за край леса, когда мы проехали, заплатив пошлину, через городские ворота. Постоялых дворов оказалось сразу три, что правильно: должна быть конкуренция, бей монополистов. Мы выбрали лучший, у меня есть чем платить, да и, если честно, всегда было, спасибо заветному амулету. Разместили коней, сложили вещи в комнатах и заперли, Ревель, как самый хозяйственный, за это время побывал в нижнем зале, велел накрыть стол в отделении для благородных, и, когда мы спустились, слуги как раз расставляли последние кувшины с вином и чаши.