Ричард Львиное Сердце: Поющий король
Шрифт:
— Может быть, король Франции так забавляется? — предположил Ричард Девиз.
— Вон, кстати, его корабль, — разглядел Ричард Львиное Сердце синее полотнище с тремя золотыми лилиями. — Боже, верить ли глазам? Наша английская флотилия цела и невредима? Вина! Еды!
Слуги подали вчерашнее вино и остатки телятины, хлеб, сыр. Попивая вино и закусывая, король Англии взволнованно смотрел, как мессинская гавань становится все ближе и ближе, и мысленно молил Бога, чтоб это и впрямь была воскресшая английская армада.
Но молить оставалось недолго, и вскоре вместо молений в небо посыпались горячие благодарности — в галерах, галиотах, дромонах и легких судах можно было уже угадать те самые, которые месяц назад снаряжались в Лондоне. Ричард готов был расцеловать каждый белый стяг с красным прямым крестом, каждую деревянную русалку, каждого дракона, льва или Нептуна, украшающего нос корабля. Оставалось только ломать голову над тем, кто распустил по Марселю слухи о гибели лондонской флотилии и кому это было нужно. Но вместо этого король Англии громко запел новорожденную песнь:
Иисус, явившись в Мессину, Ричардов флот воскресил, Аки четырехдневного Лазаря…Увидев ли знамя Грааля, услыхав ли несравненный голос, люди на пристани подняли шум, еще через минуту затрубила труба. Кормчий остановил энек, давая возможность галере, груженной королевским имуществом, первой войти в гавань. Лишь после этого сам король на своем легком кораблике подплыл к пристани. При виде мессинцев, со всех сторон бегущих посмотреть на знаменитого вождя похода, Ричард сказал:
— Смотрите-ка, да здесь тоже полно поклонников моего певческого искусства.
— Неужто вы будете петь? — изумился тамплиер де Шомон.
— О нет, коннетабль Медвежье Сердце, — строго отвечал Ричард, — порой молчаливость производит больше впечатления, нежели сладкозвучие.
Сойдя на берег, он склонил голову перед епископом Бове, и тот водрузил на его рыжую голову золотую корону, а барон Меркадье надел на плечи Ричарда алый плащ из лучшего аксамита, на котором было вышито большое изображение златого льва. Рыцарь Анри де Клермон подвел великолепного арабского скакуна в масть Ричарду — гнедо-чубарого, с яркими белоснежными шашками поверх крупа. Граф Гюи де Бурбон повел коня под уздцы вверх по улице в сторону замка, в котором поселился прибывший неделю назад король Франции Филипп-Август. Ричард ехал с гордо запрокинутой головою, нарочно не глядя на толпу, которая в восторге взирала на нового Годфруа.
— Чаша Святого Иосифа! — кричал кто-то из толпы, указуя на знамя, которое за пять шагов перед Ричардом вез знаменосец де Фонтеней.
— Гроб Господень, ликуй! — восклицал другой.
— Вот он, великий Ришар Кёрдельон, вот он! — вопили иные.
А некий благородного вида высокий рыцарь, выделившись из толпы, вдруг провозгласил оглушительно по-английски:
— Go hence, but see, the conqu’ring hero comes! [10]
10
Умрите, но увидьте: се грядет герой-победитель! ( англ.)
Король Англии удостоил его взглядом, отметив, что надобно его запомнить и потом как-нибудь вознаградить.
Удивительно, что в столь ранний час такое огромное количество народу высыпало из своих домов поглазеть на прославленного короля. Ричард и сам не ожидал подобного приема от мессинцев. Не выдержав, он повернулся к едущему рядом коннетаблю и с усмешкой произнес:
— Стало быть, эн Робер, я и впрямь великий властитель, ежели столько людей пожертвовало последними мгновеньями сна и утренними делами ради того, чтобы увидеть мои конопушки.
— Лично я никогда не сомневался в том, что вы великий властитель, эн Ришар, — отозвался преданный тамплиер.
— А кое-кто тем не менее сомневается, — сказал Ричард.
— Скажите кто, и я зарублю его своим мечом, — рявкнул Робер.
— Кто? А вон тот господин, что едет нам навстречу, — продолжая веселиться, указал Ричард на короля Франции, который выехал-таки поприветствовать своего давнего друга и соперника, с коим он не раз ссорился и мирился, делил пиры и сражался, коего страстно любил и столь же страстно ненавидел. — Заруби-ка его!
Робер де Шомон выхватил из ножен свой меч и с самым решительным видом устремился на Филиппа. Тут только Ричард спохватился, что тамплиерский устав предписывает «бедным рыцарям Христа и Храма» никогда не раздумывать над приказами, а мгновенно их исполнять.
— Эн Робер! Отставить! Я пошутил! Это не было приказом!
Слава Богу, тот услышал и столь же беспрекословно осадил лошадь, вернулся, вставил меч в ножны и вновь, как ни в чем не бывало, ехал вблизи своего господина.
Алмазные лилии, обрамленные листьями из изумрудов, сверкали на короне французского короля, украшающей голову. Лилии, которые Филипп-Август окончательно утвердил своим указом в качестве герба монаршей власти во Франции. Лилиями Соломонова Храма [11] Филипп клялся отнять у Саладина Град и Гроб Господень.
11
Лилии Соломонова Храма — одна из главных святынь Иерусалима, храм царя Соломона, был обильно изукрашен орнаментами, в которых лилия была главным составляющим.
То, как пышно был одет король Франции, как искусно была завита его золотистая борода, почему-то вызвало внутри у Ричарда усмешку, и, подъехав к нему, он воскликнул игриво:
— Нарцисс Саронский! Лилия долин! [12] Что лилия между тернами, то король Франции между монархами!
— Здравствуй, здравствуй, лев среди овец, — заулыбался в ответ Филипп, — То есть, я хочу сказать, — поспешил поправиться он, — что всякий лев по сравнению с эн Ришаром — овца.
12
Нарцисс Саронский! Лилия долин!.. — Ричард иронично цитирует Песнь Песней: «Я нарцисс Саронский, я лилия долин. Что лилия между тернами, то возлюбленная моя между девицами».
Они возложили друг другу правую руку на левое плечо и тем самым поздоровались.
— Страшно рад видеть тебя, дорогой Филу, — назвал Ричард Филиппа дружеским сокращением.
— И я тебя, Уино, — вспомнил тот старинное прозвище Ричарда, синьяль, под которым Ричард был известен до того, как стал Львиным Сердцем. Уино — да и нет — так именовали юного Ришара де Пуату за переменчивость нрава, за то, что он в пять минут мог несколько раз изменить решение, и сие прозвище тоже было придумано озорником Бертраном де Борном.