Ричард Львиное Сердце: Поющий король
Шрифт:
— Мысль хорошая, — усмехнулся Ричард, — но сможем ли мы усидеть здесь? После победы под Арзуфом прошли три недели, и уже опять хочется вкусить победного нектара. Душа начинает подсыхать. Дух захватывает, как подумаешь, сколько Арзуфов ждет нас впереди!
Таким образом, было твердо решено как можно скорее восстановить Яффу и отсюда во второй половине октября начать войну с Саладином за овладение Иерусалимом. Беренгария была вне себя от счастья, что новый поход получит отсрочку, а значит, и разлука с милым супругом откладывается. Стояли чудесные, солнечные и теплые деньки, по утрам ей продолжал мерещиться запах кожи, казавшийся упоительным, подтверждающим беременность. Ричард решил, что если родится сын, они назовут его Пьер-Симон в честь Святого апостола Петра и кожевника Симона, и он даже сочинил кансону, посвященную Петру и Симону, о том, как Петр, беременный светом христианства, наслаждался запахами кожевенного производства и как воскрешенная им Тавифа тоже приходила сюда и тихонько сиживала в уголке, глядя на работу Симона, а потом вышла за него замуж. Конец песни многим не понравился, ведь Ричард дерзнул сам придумать замужество Тавифы, но король-трубадур не стал ничего менять, записав кансону так, как она у него сочинялась.
В середине октября в Яффу приплыли генуэзские купцы, которые привезли новость Ричарду, подобную удару ассасинского кинжала в затылок, — Филипп-Август благополучно и быстро вернулся во Францию по безмятежному морю, приехал в Париж и тотчас объявил недействительной свою клятву не нападать на владения Ричарда, ибо она не была скреплена его печатью. Сняв с себя устные обязательства, он немедленно вторгся в Нормандию, угрожая Руану, и в графство Анжу, двигаясь в направлении на Ле-Ман. Мало того, младший родной брат Ричарда, известный во Франции как Жан Сантерр, а в Англии как Джон Лэкленд, что и там и там означало — Иоанн Безземельный, объявил о своих притязаниях на английский престол, пользуясь недовольством многих подданных Английского королевства тем, что у них, собственно, нет короля, то есть есть, но он вечно где-то вне Англии.
Ричард был убит, подавлен, растерян. Все хорошее, чем были напоены счастливые дни в Яффе после арзуфской победы, мгновенно куда-то провалилось.
— Боже! Боже! — причитал Ричард, обхватив руками голову.
Он надавил пальцами на глаза и увидел бездонный черный колодец, в который падал, стремительно уменьшаясь, огонь факела.
— Не убивайся так, милый! — пыталась утешить мужа Беренгария, понимая, что яффское счастье скоро кончится. — Быть может, это залог того, что ты возьмешь Иерусалим и устремишься домой наказывать обоих негодяев.
Он посмотрел на нее мутным красным взглядом и произнес:
— Ублиетка.
— Что-что? — не поняла Беренгария.
— Опять ублиетка.
— Что это такое?
— Самое страшное слово, которое я знаю.
— Но что оно означает, Ришар? Не пугай меня!
— Видишь ли, иногда меня охватывает леденящее осознание какой-то неотвратимо ужасной истины, что в моей душе, в моей судьбе есть некий бездонный черный колодец, некая скважина, в которую внезапно проваливается все хорошее, что только ненадолго появляется в моей жизни. И эту чертову скважину я называю словом «ублиетка».
— Перестань, прошу тебя! Ты сам все придумал. Такого не бывает.
— Но ведь древние верили в неотвратимость рока.
— Но ведь мы же не древние! Мы христиане, Ришар, ты что, забыл? И Господь дает нам спасение от предначертаний, если они есть. Он спасает нас, когда мы совершаем праведные подвиги и когда непрестанно молимся ему.
Ричард задумался, долго молчал, покуда Беренгария гладила его по пылающей голове. Потом вдруг воспрянул:
— Ты права! Только праведные подвиги! Я должен встретиться с Христом! Прямо сейчас. Ты останешься здесь, а я еду к Нему. Не смотри на меня как на сумасшедшего, я не тронулся умом.
Он поцеловал ее в лоб и, покинув, спустя полчаса уже мчался на Фовеле вместе с Гюи де Лузиньяном и двумя оруженосцами — своим и его — по вади Ас-Сарар. Гюи даже не спросил, куда они так несутся, ему было достаточно обещанного Ричардом лихого приключения. Под Гюи был один из трех великолепных скакунов, подаренных Саладином Ричарду во время Арзуфской битвы, а Ричардом — барону Меркадье. Гюи же выторговал его у Меркадье за огромные деньги. В беге он даже оказался резвее Фовеля, а красив! — серебристо-серый, с черною гривой и хвостом, угольно-черными ногами. Залюбовавшись конем, Ричард вовремя спохватился крикнуть в ухо Фовелю:
— Ты у меня все равно лучше всех!
И Фовель, который только что отставал на полкрупа, прибавил ходу и потихоньку стал обгонять.
Объехав стороной Лидду, вскоре прискакали в Рамлу. Здесь Ричард остановился, некоторое время оглядывал горы и наконец высмотрел дорогу на Эммаус.
— Туда! — воскликнул он запальчиво. — Он ждет нас!
— Да кто ждет-то? Саладин, что ли? — спросил Гюи.
— Нет! — только и ответил Ричард, увлекая всех за собой в горы. Стая серн испуганно бросилась врассыпную. — Привет, Тавифы! — крикнул им Ричард, припомнив, что имя праведницы, воскрешенной в Яффе святым апостолом Петром, переводится именно как «серна». В отдалении показался дым костра. Сарацинская застава, человек пять, не больше, сидели у огня и жарили мясо, вполне возможно — мясо серны. Завидев скачущих франков, один вскочил на лошадь, трое схватили луки и успели пустить по паре стрел, одна из которых просвистела над ухом Фовеля и под мышкой у Ричарда.
— Побьем? — крикнул Гюи.
— Аллах с ними! — отвечал Ричард. — Лучше догоним того.
Конь под скачущим прочь сарацином был неплохой, но все же расстояние быстро сокращалось, и будь до Эммауса еще хотя бы половина лье, Ричард и Гюи догнали бы его. Но вот из-за очередного холма вынырнул рассыпанный среди гор поселок. Удирающий сарацин заорал что-то, размахивая руками. Всюду замелькали белые и рябые бурнусы среди домов, аж дух захватило! Боже правый! В окружении врагов!.. Но вскоре стало ясно, что Эммаус охраняется незначительным гарнизоном.
Прямо под ноги из-за угла дома выскочил араб с мечом в руке, и Ричард мгновенно раскроил ему череп Шарлеманем. Проскакав еще немного, он увидел прижавшуюся к стене дома девушку в чадре, с кувшином. На ней были светло-голубые одежды. Какая удача! Как раз то, что надо! Чья-то молодая жена! Остановив взмыленного Фовеля, Ричард подскочил к сарацинке, схватил ее за руку и закричал:
— Исми Мелек-Риджард Альб-аль-Асад. Мин фадлак, са идни, фарджини, уайне эль… [85] — Тут он забыл, как по-арабски слово «дом». Арабский он начал учить совсем недавно, позавидовав тому, как и Саладин, и его братья владеют французской речью. — Уайне эль… Клеопа уа Иса!.. Клеопа уа Иса!.. Мин фадлак, фимти аляйи? [86]
85
Меня зовут государь Ричард Львиное Сердце. Пожалуйста, помоги мне, покажи, где находится… ( араб.)
86
Где находится… Клеопа и Иисус!.. Клеопа и Иисус!.. Пожалуйста, ты понимаешь, о чем я спрашиваю? ( араб.)
— Дугри [87] , - указала сарацинка на неказистое строение в двадцати шагах от них.
— Клеопа уа Иса? [88] — с сомнением переспросил Ричард.
— На ам! [89] — злобно фыркнула из-под чадры молодая женщина. — Ялла имши мин хоне! [90]
— Кхудни аля! Аджили! [91] — резко потащил ее Ричард одной рукой, а другой ведя под уздцы взволнованного Фовеля.
87
Прямо перед вами ( араб.).
88
Клеопа и Иисус? ( араб.)
89
Да! ( араб.)
90
Оставьте меня в покое! ( араб.)
91
Веди нас туда! Поторапливайся! ( араб.)