Ричард Львиное Сердце
Шрифт:
«Злосчастный император укрылся в весьма укрепленном монастыре, который носил имя Главы святого Андрея (Капо-Сан-Андреа). Узнав, что король направляется в его пределы, он повергся к его стопам, также вверяя его милосердию жизнь свою и своих близких, не упоминая о королевстве, ибо ведал уже он, что все оно оказалось в руках и во власти Ричарда. Но он умолял короля не заковывать в железы его руки и ноги. Услыхав прошение сие, король отдал пленника под надзор своему постельничему Раулю Фиц-Годфруа и велел тому наложить на руки и ноги императора цепи из золота и серебра. Это произошло на острове Кипре в месяце июне 1-го числа, в канун Пятидесятницы. Ричард, отдав распоряжения касательно безопасности императора, а также относительно охраны городов и замков, оставил всю власть Ричарду Камвиллу и Роберту Тернхемскому и поручил им править от его имени».
«Король Англии удалился с Кипра на галерах 5 июня, увозя вместе с собой короля Иерусалимского, принца Антиохийского, графа Триполийского и других принцев, которых ему удалось
Можно вообразить славу, которую снискал Ричард столь стремительным и блестящим завоеванием. Кипр представлял собой удобную гавань, расположенную совсем неподалеку от Палестины, и крестоносцы не замедлили учесть неоценимые удобства такой близости к Святой земле. Стремительность же, с которой король, впрочем, в доброй вере и ради защиты пилигримов, его сопровождавших, заполучил остров, поражала, словно удар молнии, достойный запечатления в воспоминаниях. Истинный ореол доблестного завоевателя отныне следовал за ним, и этот ореол остался на века.
На пути к Акре был совершен новый подвиг, еще более умноживший блистательную его славу. 7 июня 1191 года в море было замечено судно, несшее цвета короля Франции. Ричард направил к этому кораблю нескольких посланцев, которые должны были узнать, откуда, куда и зачем держат путь мореплаватели. Последовал ответ, что они — христиане, люди короля Франции, и что направляются в Антиохию с грузом провианта и оружия для короля. Ответ заставил Ричарда на какое-то время задуматься; «Король Франции не располагает кораблями такой величины. Если же они действительно из дома его, скажите им, чтобы они явились ко мне для разговора». Но когда посланцы вновь приблизились к незнакомому кораблю, с него полетели стрелы и даже «греческий огонь». Догадавшись, с кем он имеет дело, король тотчас приказал преследовать и захватить судно, пообещав всем своим людям, что добыча достанется им. Через несколько часов судно было потоплено. Оно перевозило около 1500 сарацинов, которые должны были попасть в Акру и укрепить там силы Саладина. Груз состоял в основном из оружия, провианта и глиняных сосудов с нафтовым маслом — то есть нефтью, которая особенно страшила воинов-франков и давала сарацинам очевидное преимущество на поле боя. Эта победа добавила славы Ричарду, королю Англии, именно тогда, когда он входил в залив Святого Иоанна Акрского, а происходило это на следующий день, 8 июня 1191 года. Можно себе представить, как обрадовались те, кому он пришел на помощь, и как укрепился дух сражающихся.
И как раз вовремя. Осада Акры началась, в сущности, еще за три года до этого. Предприятие казалось безнадежным, особенно после сокрушительной победы армий Саладина у отрогов Хаттина в 1187 году, в День святого Мартина, 4 июля, после чего уже никто не сомневался в полнейшем и близком изгнании европейцев с Ближнего Востока. В то время когда, по словам Джошуа Проуэра, «кости павших при Хаттине белели у подножия Отрогов», а победитель захватил у франков Иерусалим и важнейшие замки и города Святой земли, такие обособленные и побуждающие к сопротивлению предприятия, как осада Акры, кажутся весьма многозначительными.
Между прочими заслуживает упоминания эпизод, случившийся в Тире. Конрад Монферратский, которого летописцы называют «маркизом», не то феодал-сеньор, не то искатель приключений, отправился морем в Константинополь чуть ли не в то самое время, когда начались бедственные события, обернувшиеся потерей Святого града. Ничего не зная или по крайней мере не отдавая себе отчета в происходящем (его собственный отец Гильельмо де Монферрато попал в плен при Хаттине), он собирался пристать в порту Акры, когда вдруг понял, что на рейде происходит что-то непонятное. Обычно стоило показаться христианскому кораблю, как среди населения возникало немалое оживление. В церквях радостно ударяли в колокола, а духовенство встречало западных паломников крестным ходом. Теперь же колокола Акры не отозвались благовестом на появление западного судна, и это выглядело дурным предзнаменованием. Известно, что в мусульманских странах колокольный звон считается пагубным и потому запрещен. Конрад, человек осторожный, решил повернуть назад и благополучно вышел в открытое море. За ним и не подумали гнаться: новые хозяева города, знамена которых развевались над крепостями, приняли корабль итальянца за обыкновенное торговое судно. Конрад воспользовался своим везением и поспешил к порту города Тира, который нашел переполненным беженцами и в совершенном расстройстве, потому что город этот превратился в центр христианского сопротивления. С помощью пизанской эскадры и каких-то двух сотен сицилийских рыцарей город героически выдерживал атаки осаждающих с суши и с моря. С появлением неустрашимого «маркиза» жители ожили и воодушевились и сумели дать отпор воинству Саладина. Но вот обратная сторона медали: стоило бывшему королю Иерусалима Ги Лузиньяну, освобожденному Саладином по настоятельным просьбам его супруги, королевы Сивиллы (и взамен за сдачу Саладину города Аскалона), появиться у стен Тира, как городские врата пред ним затворились: Конрад предпочел остаться единоличным вождем обороны города и едва ли не почитал себя за наследника того королевства, которое незадачливый Ги Лузиньян не сумел сохранить.
Тем временем, с наступлением весны 1189 года, бывший иерусалимский король доказал свою удаль. Он предпринял в свой черед наступление и вместе с малочисленным войском, составленным из остатков армий, защищавших Святую землю, по большей части храмовников и госпитальеров, преуспел на поле боя. Ему удалось занять укрепленную высоту, которая называлась Тель-Фухар (то есть деревня Гончары), к востоку от Акры и напротив восточных городских ворот. Место и в самом деле было выбрано очень удачно. Хронисты называют его Тороном Рыцарей. Располагалось оно на месте древнего городища, в каких-нибудь 1200 метрах от города и порта, и господствовало над равниной. Ги со своими людьми удерживал его не один месяц, прикрывая отважные вылазки из-за стен Акры. Небольшие заливы и бухточки давали ему возможность получать подкрепление с моря. Мало-помалу Акра превращалась в цель всех тех, кто покушался на отвоевание Святой земли; в лагерь франков на холме и на стоянки в округе являлись все новые и новые пилигримы: датчане, фризы, фламандцы; прибыли и немногочисленные французы под знаменем Жака д'Авенского, доблесть которых не замедлила снискать им славу. Наконец явился и передовой отряд немецкой армии под командованием Людовика, ландграфа Тюрингии. Однако надежды на прибытие имперской армии сменились вскоре жестоким разочарованием. Воинство Саладина стремилось взять в кольцо позиции, занятые крестоносцами, так что осадная война мало-помалу перерождалась в своего рода войну окопную, а сами крестоносцы в несколько приемов превращались из осаждающих в осажденных, да еще и страдающих от голода.
Зимой 1190/91 года положение стало критическим: «Хлебец, которого не хватало для того, чтобы один-единственный человек наелся досыта, вздорожал до десяти су в анжуйской монете. Конское мясо превратилось в самое настоящее лакомство, а за меру пшеницы давали 200 безантов» (мера — такое количество пшеницы, которого хватало на разовый прокорм одной лошади). Некоторое время спустя положение поправилось и цена пшеницы понизилась до шести безантов за меру. Это случилось в начале февраля 1191 года, и положение спас архиепископ Солсберийский, собиравший средства для самых бедных крестоносцев. И вот, тремя днями спустя, пришел корабль и, прорвав блокаду, доставил груз пшеницы, вина и растительного масла, который немедленно был распределен среди воинов.
Сохранился длинный список погибших и умерших во время осады Акры. Среди них, в числе прочих, сама королева Иерусалимская Сивилла и двое ее сыновей, умерших ранее октября 1190 года. Поскольку права Ги Лузиньяна на королевство Иерусалимское основывались исключительно на правах его супруги — а сама Сивилла унаследовала их от своего сводного брата, Балдуина Прокаженного, — Конрад Монферратский задумал занять его место; вот почему он стал домогаться брака, который укрепил бы его притязания на наследство: он решил жениться на сестре Сивиллы, Изабелле. Однако тут возникло еще одно затруднение: Изабелла не только уже была замужем, но еще и страстно любила своего молодого мужа Онфруа де Торона, отличавшегося чрезвычайной красотой. Бароны обязались развести Изабеллу, чтобы выдать ее замуж за Конрада, отныне считавшегося вождем королевства, которое, правда, надо было еще отвоевать. Тем временем папа отлучил их от церкви. Среди крестоносцев события эти вызвали тревогу, и вскоре Конрад был наказан за свой нечестивый и дерзкий брак.
Ричард прибыл в ореоле славы недавних подвигов, и это должно было поднять дух разношерстного войска, утомленного непрекращающейся осадой, в ходе которой мало-помалу стиралось различие между осаждавшими и осажденными, поскольку армия Саладина окружала холмы, удерживавшиеся арьергардом армии, намеревавшейся, в свою очередь, захватить Акру. Приходилось считаться и с запутанными иерархическими отношениями: воины должны были хранить верность не только сеньору, но и его вассалам. Все хотели восстановить в правах короля Иерусалимского, но кто отныне должен был считаться королем? Ги Лузиньян сброшен со счетов, Онфруа де Торон отвергнут, Конрад Монферратский проявил себя беспринципным честолюбцем. Полнейшее смущение и путаница царили в рядах крестоносцев.
Ричард также был включен в число возможных претендентов на иерусалимскую корону. Сразу же по прибытии ему пришлось принять делегации: от пизанцев и генуэзцев. И те и другие прежде всего были судовладельцами и купцами. Они знали, что город святого Иоанна Акрского намерен вновь сделаться «франкским»; а свой интерес и первостепенную заботу видели в сохранении лавок и меняльных контор и обеспечении свободы торговли. Пизанцы считали, что у них есть особые права: их эскадра, вместе с архиепископом Убальдо, прибыла из Пизы еще прежде весны 1189 года и приняла участие в первых сражениях за Акру Ги Лузиньяна. Король Англии согласился принять обеты верности от пизанцев. Генуэзцев же, которые присягнули в верности королю Франции и маркизу Конраду, он отверг. Впрочем, впоследствии Ричард принял от них присягу в обстоятельствах, повторяющих те, что сопутствовали присяге пизанцев, ибо сам он тотчас же подтвердил все свободы, которыми те пользовались в Палестине, и возобновил их привилегии.