Рихард Штраус. Последний романтик
Шрифт:
Учитывая, что карьера Штрауса неотвратимо связана с покровительством Бюлова, что Штраус многим обязан этому человеку и что сам Бюлов — одна из ярчайших личностей в истории музыки, было бы полезно отвлечься от биографии главного героя и набросать портрет человека, которого Штраус называл «зеркалом самых блестящих качеств музыканта-исполнителя».
Глава 3
Бюлов
Самый блестящий после Листа пианист; самый дерзкий дирижер, внесший новый подход в интерпретацию крупнейших музыкальных произведений; художник, превозносимый до небес и заклейменный позором; широко востребованный музыкант, но настолько неудобная личность, что его уход был столь же желанным, как и появление; требовательный к публике и в то же время ищущий ее благосклонности; труженик кипучей энергии, впадающий временами в состояние вялой апатии; друг, готовый на бескорыстную щедрость и в то же время способный ранить беспощадным сарказмом; человек
К тому времени, как Рихард Штраус с ним познакомился, он успел уже хлебнуть столько славы и страданий, сколько большинству людей хватило бы на целую жизнь. Ему было пятьдесят четыре, и он был известен всему миру. Штраусу было двадцать, и его никто не знал.
Бюлов больше походил на французского государственного деятеля, чем на немецкого музыканта. Можно было легко представить, как он поднимается со своего места в палате депутатов и парализует своих оппонентов ледяными доводами. Держался он элегантно, подчеркнуто прямо. Худощавую невысокую фигуру венчала голова с высоким лбом. Ходил быстрым нервным шагом, выставив вперед заостренную седеющую бородку. Молодой Штраус, который был далеко не робкого десятка, признавался отцу, что ждал встречи с Бюловым со страхом.
Бюлов родился в Дрездене. Обучаться игре на рояле начал в девять лет. Его учителем был Фридрих Вик, тесть Роберта Шумана. Поощряемый родителями, он сделал слабую попытку порвать с музыкой и начать изучать юриспруденцию. Однако она показалась ему скучной, и он еще глубже погрузился в мир звуков, исследуя разные стили и формы. Несмотря на немецкое происхождение, он обладал разносторонними вкусами и был восприимчив к музыке других народов. Бюлов был прогрессивным музыкантом и с энтузиазмом защищал новаторскую музыку Листа и Вагнера. Когда он услышал, как Лист дирижировал «Лоэнгрином» в Веймаре, он окончательно понял, что его жизнью должна стать не юриспруденция, а музыка. Он добился, что его учителем стал Лист. Вскоре он заявил о себе как о преуспевающем пианисте, виртуозе высокого класса и начал разъезжать с концертами по всей Европе.
Бюлов родился в Дрездене, но считал себя прусским дворянином. Он мог, когда это его устраивало, быть настоящим пруссаком и тут же действовать вопреки всем юнкерским принципам. Он непомерно восхищался Бисмарком, видя в лице канцлера спасителя немецкой нации, хотя по политическим склонностям принадлежал к левому крылу. В 1848 году он целиком поддерживал революцию, а позже, в шестидесятых годах, симпатизировал социалистам. Бюлов презирал толпу и все же был на стороне «народа», что бы он ни подразумевал под этим понятием.
В двадцать семь лет Бюлов женился на дочери Листа Козиме. На первый взгляд казалось, что в этом родстве Бюлова привлекала как дочь, так и отец, что он женился на дочери, чтобы быть ближе к отцу. Отчасти это была правда, но далеко не вся. Козиму и Ганса уже давно связывала если не любовь, то глубокая привязанность друг к другу и общность интеллектуальных интересов. Козима, как и Бюлов, всегда стремилась к расширению своих познаний во всех областях искусства. Расходиться их пути начали позже. Козима разочаровалась в Бюлове: она ожидала, что он станет крупным композитором. Но чем ближе она знакомилась с творчеством Вагнера — особенно когда он проигрывал им отрывки из «Мейстерзингеров», — тем отчетливее понимала, что ее честолюбивой мечте никогда не сбыться. По мере того, как Вагнер все больше интересовал ее как художник, крепла и ее любовь к нему как к мужчине, пока не стала смыслом всей ее жизни. Правда и то, что Бюлов испытывал перед Козимой благоговейный страх, что не способствовало равенству между ними. Бюлов писал: «Для первого мужа она оказалась слишком важной женщиной».
Преданность Бюлова Рихарду Вагнеру была почти рабской. Она поглотила все его существо, и ни уход жены к Вагнеру, ни грязные сплетни вокруг их брака не смогли охладить это обожание.
Бюлов ни разу не сказал ни единого осуждающего слова в адрес своего друга, не желая опускаться до положения обманутого мужа. [31] Ни тогда, когда узнал, что Козима живет с Вагнером, ни потом, во время бракоразводного процесса, ни после. Вагнер вынудил его уехать, хотя и на время. Но у Бюлова вызвал протест сам факт изгнания, а не человек, который этому способствовал. До последнего, смертного часа Бюлов оставался верен своему идолу.
31
См.: Нъюман Э. Жизнь Рихарда Вагнера. Т. 3, гл. 21. «На основании всех имеющихся в нашем распоряжении свидетельств утверждение, что Бюлов был «обманут», следует считать неверным. Он давно понял, что Вагнера и Козиму свела вместе сама судьба, и из благородных побуждений, чтобы не причинить Вагнеру и его музыкальной карьере в Мюнхене вреда, пошел на то, чтобы они все трое продолжали этот низкий обман».
Почти всю жизнь Бюлов трудился на четырех поприщах. Карьеру пианиста он совмещал с дирижерской деятельностью. На должность главного дирижера Королевской оперы, как мы уже знаем, его пригласил Вагнер. В-третьих, он был педагогом. В-четвертых — композитором, создавшим ряд довольно слабых произведений. Два из них, которые наиболее часто исполнялись в молодые годы Штрауса, это «Нирвана», симфоническая поэма в стиле Листа, и музыка к трагедии Шекспира «Юлий Цезарь». Но потом они были забыты.
Бюлов никогда не знал покоя, возможно, из-за своей многогранной деятельности. За исключением тех периодов, когда он погружался в отчаяние. Но и тогда он постоянно что-то изучал, читал, писал, обсуждал, философствовал, строил планы. Лист как-то жестко заметил: «Однажды в Милане Россини сказал мне, что в его натуре слишком много всего намешано. Это относится и к тебе. В тебе есть задатки для дюжины профессий: ты музыкант, пианист, дирижер, композитор, писатель, редактор, дипломат и т. д. Но нельзя делать все сразу. И надо иметь чувство юмора». [32]
32
Цит. по кн.: Дю Мулен-Экарт Р. Ганс фон Бюлов.
Чувства юмора у него, возможно, и не было, но остроумием он обладал отменным. Это видно по его письмам (он вел переписку со многими известными людьми своего времени), представляющим собой непринужденные послания, написанные в свободном импрессионистском стиле с цитатами на немецком, английском, итальянском, латинском, греческом, а иногда и на польском и русском языках. Он часто изливал свое раздражение остротами, но мог разразиться ими и ради какой-нибудь донкихотской цели. Как Сирано: «Он воюет с вымышленными вельможами, вымышленными святыми, вымышленными героями, вымышленными художниками. Короче — со всеми!»
Высказывание Бюлова, что есть два типа дирижеров — с партитурой в голове и с головой в партитуре, стало расхожей эпиграммой. Что касается интерпретации, то совет его был как прост, так и бесполезен для дирижеров ниже его уровня. «Если вы хорошо знаете партитуру, — говорил он, — то интерпретация получается сама собой». Однажды он обратился к даме, которая сидела в первом ряду, обмахиваясь веером: «Мадам, если вам так необходимо махать веером, делайте это в такт музыке». О посредственном пианисте он говорил: «Его техника позволяет ему преодолевать каждое легкое место с величайшим трудом». В своей уборной он повесил портрет примы-балерины. Как он объяснял, балет его не интересовал, но он обожал эту даму, так как она была единственной женщиной в опере, которая никогда не пела. В Вене к нему как-то подошел случайный знакомый и, смущаясь, сказал: «Держу пари, герр фон Бюлов, вы меня не помните». Бюлов взглянул на него и ответил: «Вы выиграли пари». Однажды он потряс свою ученицу, которая плохо играла, сказав, что ее надо вымести из классной комнаты не метлой, а палкой от метлы. Даже его похвала была, по выражению Брамса, как соль в глазах — вызывала жгучую резь. [33]
33
Афоризм о трех Б — Бах, Бетховен, Брамс — приписывают тоже Бюлову. Еще одна острота непереводима, но говорящих по-немецки она может позабавить. Он сказал о сочинении, которому была присуждена награда: «Je preiser gekr"ont, desto durcher f"allt es». И еще одна: «Kunst» kommt von «k"onnen». Wenn es von «wollen» k"ame hiesse es «Wulst».
Он бичевал все вокруг, не заботясь о собственной безопасности. Поистине Бюлов обладал гениальной способностью вызывать к себе неприязнь, то поступком, то словом нанося оскорбления. В начале его работы в Мюнхене возник спор, можно ли расширить оркестровую яму. Бюлову сказали, что для этого придется убрать два ряда кресел. «Зато в аудитории будет меньше ублюдков», [34] — ответил он. Замечание было немедленно подхвачено прессой.
Бюлов особенно не любил директора Берлинской оперы Георга Гюльсена. На концерте в Берлине, в программу которого он включил марш из оперы Мейербера «Пророк», он заявил, что собирается продемонстрировать, как следует исполнять этот марш и как он не исполняется в «цирке Гюльсена». Оскорбление вызвало очередной скандал.
34
Это вольный перевод. На самом деле он употребил слово «Schweinehunde», что для баварца является грубым ругательством. Позже Бюлов пытался оправдаться, сказав, что употребил это слово в северогерманском значении. В Пруссии это слово не является таким оскорблением. Однако никто не поверил в эту пиквикскую уловку.