Рихард Зорге
Шрифт:
Загадочной фигурой для всех был некто подполковник Эйген Отт, стажер германской армии в японских войсках. Иногда он наведывался из Нагои в Токио проведать свою жену. Говорили, якобы Отта прочат в помощники военного атташе, что было маловероятно, так как армейский офицер есть армейский офицер и дипломат из него, разумеется, не получится. В Японию Эйген Отт приехал не так давно. Оставил молодую жену под присмотром посольских дам, а сам помчался в Нагою в артиллерийский полк исполнять воинский долг. Когда в воскресные дни Отт делал набега на Токио, то сильно напивался, поносил «богемского ефрейтора» и старался вызвать на откровенность других. Его сторонились, не без основания считая абверовцем – военным разведчиком. Да и кем еще мог быть стажер в иностранных войсках? Он сам распустил о себе слух, что будто бы высокопоставленные покровители из генерального штаба постарались отправить его подальше от «третьего
Потому-то, когда 6 сентября 1933 года в строгих залах посольского особняка появился прибывший «оттуда» а аккредитованный в Японии корреспондент органа германских финансистов газеты «Берлинер бёрзенцайтунг» и солидного журнала «Цайтшрифт фюр геополитик», а также голландской биржевой газеты «Алхемеен ханделеблад» Рихард Зорге, доктор государственно-правовых наук, все потеряли дипломатическую сдержанность. Всего несколько часов назад корреспондент сошел с океанского лайнера в Иокогамском порту, а очутившись в Токио, конечно же, первым делом направился в германское посольство, чтобы официально зарегистрироваться. Он вовсе и не ожидал, что к его скромной особе будет проявлен столь бурный интерес. Впрочем, он скоро сообразил, что сотрудников интересует не его особа, а события на родине. Посыпались вопросы. Некоторые носили явно провокационный характер. Зорге отвечал спокойно, обстоятельно. В фатерланде ничего особенного не произошло, все остается по-прежнему. Стоит ли придавать значение мелким беспорядкам, которые неизбежны в подобной ситуации?.. Зорге… Он был высок, строен, красив, одет со вкусом, все изобличало в нем человека утонченного, воспитанного. Он не старался произвести эффект, оглушить сенсацией. Но каждое слово его звучало весомо, угадывалась широкая осведомленность; даже неискушенный мог догадаться, что послан он сюда не случайно и, возможно, с особыми полномочиями. Не навязчиво, не прямолинейно, а своим рассудительным тоном, рассказами о пустячках из быта «третьего рейха», мягким юмором, которым была окрашена его речь, он сумел внести успокоение в массу посольских чиновников.
Он-то сразу разгадал этих людей: они придавлены страхом. И теперь, после расспросов, каждый решил, что в Токио приехал очень обаятельный, милый человек. Голубые глаза его с прищуром смотрят весело, уверенно, движения неторопливы, скупы. Так может вести себя в незнакомой обстановке только сильный человек, хозяин положения. Да он и был хозяином положения, так как знал, с кем имеет дело: все те же немецкие чиновники, зараженные великогерманской амбицией, реакционные, агрессивные, трусливые и аполитичные приспособленцы, соглашатели.
Позже бывший германский дипломат В. Путлиц охарактеризует этих людей так: «Среди всего чиновничества Веймарской республики не было группы, более далекой по своим взглядам от общественного развития и потому более подверженной оппортунизму, чем высшее чиновничество министерства иностранных дел». Корреспондент Зорге заговорил более откровенно, когда очутился в кабинете посла Дирксена. Он извлек из кармана рекомендательные письма в министерство иностранных дел Японии, визированные крупными чиновниками японского посольства в США. Среди документов были рекомендации к высокопоставленным японским дипломатам Тосио Сиратори и Кацудзи Дебути. Дирксену этого было больше чем достаточно. Зорге коротко изложил цель своего приезда в Японию: ему, как журналисту, надлежит установить самый тесный контакт с японским МИДом. Германскому правительству нужна обстоятельная информация о политических настроениях в Японии по всем каналам, и тут газетчикам принадлежит не последнее слово. Очень тонко, почти иносказательно, Зорге намекнул на возможность в ближайшее время более тесных отношений между «третьим рейхом» и Страной восходящего солнца.
Когда же Дирксен, снедаемый тревогой, стал расспрашивать о Берлине, Зорге попытался придать объективность своему рассказу, объясняя действия нацистов необходимостью. Потом показал еще один документ: справку, подтверждающую чистокровное арийское происхождение гражданина «третьего рейха» Рихарда Зорге. Вскользь заметил: готовится закон, устанавливающий, тo что заниматься журналистикой и вообще литературной деятельностью могут лишь лица арийского происхождения, имеющие немецкое гражданство. Да, об этом он слышал от начальника прессы имперского правительства Функа. Случилось так, что перед отъездом Зорге в Японию нацистский пресс-клуб в Берлине дал в честь
Разумеется, доктор Зорге не хвастал высокими знакомствами. Он упомянул о них лишь для того, чтобы лучше передать атмосферу в Берлине, и посол это понял. Представляя орган германских финансистов «Берлинер бёрзенцайтунг», Зорге как бы возвышался над другими немецкими борзописцами, входящими в Германское информационное агентство, или ДНЕ. Фон Дирксен понял, что имеет дело не с рядовым журналистом, а с человеком, которого считают своим в правительственных кругах, с человеком широко информированным. Как о чем-то общеизвестном, Зорге говорил о поездке Розенберга в Лондон, о встрече Гитлера с американскими банкирами Олдричем и Манком, состоявшейся месяц назад.
На посла Зорге произвел выгодное впечатление. Дирксен посоветовал ему наведываться иногда в посольство и к нему лично. Для начала Зорге получил приглашение на обед. А впереди были визиты руководителю ДНБ, представителям служб информации различных министерств, знакомства с иностранными пресс-атташе, пресс- конференции…
У себя в номере гостиницы «Мегуро» Зорге глубоко задумался. На размышления навел маленький обрывок газеты: в номере кто-то побывал, кто-то рылся в чемоданах немецкого журналиста. Старались не оставить следов. Но они, по-видимому, не догадывались, что имеют дело с человеком обостренной наблюдательности. Дорожный транк-чемодан вскрывали. Оторвался маленький кусочек газеты, которой были прикрыты вещи. Кто-то интересовался содержимым транка. Кто?..
Рихард привык наблюдать за собой как бы со стороны. Сказывались годы разведывательной службы. Так было в Шанхае, так было в нацистской Германии. Теперь, стоя у открытого окна, он анализировал каждый свой шаг за сегодняшний день. Достаточно ли естественно вел он себя? Естественность и простоту Зорге считал нормой поведения разведчика. Он ненавидел всякую таинственность. Его можно было бы уподобить ученому-натуралисту, который во всеоружии современных знаний отправляется в дикие джунгли, где на каждом шагу подстерегает опасность. Он с полным правом мог сказать о себе:
«Во мне проснулась страсть исследователя, страсть, которая уже больше никогда не покидала меня».
Да он и был ученым, исследователем. Только ему всегда приходилось пробираться через самые опасные джунгли – через джунгли запутанных человеческих отношений. Здесь каждый неверный шаг может привести к катастрофе. Нужна особая бдительность, мозг должен бодрствовать беспрестанно.
Сегодня корреспондент Зорге вел себя весьма естественно. С фон Дирксеном проявлял холодную, сдержанную откровенность. Он понял этого чопорного, суховатого чиновника. С таким следует вести себя осмотрительно, ненавязчиво. Доктор Дирксен и доктор Зорге уже почти нашли общий язык, но до их сближения еще далеко. Инициатива должна всегда исходить от доктора Дирксена, доктору Зорге остается терпеливо ждать. Доктор Дирксен неизбежно придет к Рихарду Зорге, в противном случае советскому военному разведчику нечего делать в немецком посольстве. Но путь к черствому сердцу посла очень извилист, полон препятствий. Дирксен не имеет прочных политических убеждений. Во имя карьеры и обеспеченной жизни он готов служить кому угодно, будь то Гинденбург или же наци. Наци оказались сильнее – и Дирксен целиком на их стороне. Япония ему надоела, он мечтает о Европе. Но час его еще не настал. Посол Дирксен пока не имел о Зорге ни малейшего представления – и в этом была его слабость. Советский разведчик заблаговременно изучил досье на Дирксена. знал, с кем придется иметь дело, – и в этом была сила Зорге. Он изучил посла, как изучают инфузорию под микроскопом.
Все как будто бы в порядке. И все же ощущение неблагополучия, тайной опасности не покидало Рихарда. Час назад он пережил сильное потрясение: повстречался с женой стажера Отта. Лицо показалось знакомым. «Рихард Зорге! – воскликнула она. – Какими судьбами? Вы нисколько не изменились…» Эту даму он в самом деле встречал раньше в Германии. Тогда она строила из себя «красную», а теперь вышла замуж за абверовца. «Вы ошиблись, фрау Отт, я все-таки сильно изменился,- сказал Рихард сурово. – Мои старые добрые друзья Геб- бельс и Функ наконец-то нашли достойное применение моим способностям: я аккредитован здесь от одной солидной газеты!» Она побледнела. По-видимому, решила, что раньше, в те смутные годы, Зорге был провокатором в рабочей организации. Теперь, очутившись здесь, он может припомнить все, что она тщательно скрывала даже от мужа. Наконец она справилась с минутной растерянностью, протянула руку и произнесла кокетливо: «Надеюсь, мы останемся приятелями. Пусть прошлое останется прошлым. Стоит ли его ворошить?..» Он пожал эту маленькую холодную руку, улыбнулся, пообещал: «На меня можете положиться. Жизнь – сложная штука».