Рикошет
Шрифт:
Казанцев швырнул заключение на стол.
– Свободна, красавица!
– Совсем?
– Нет, наполовину. Ноги можешь оставить. Считай, отделалась тяжелым испугом. А то, что ОМОН фейс попортил, – так меньше по непотребным местам болтайся. И еще, – Костя сменил игривый тон на более серьезный, – я в чудеса не верю, влетишь снова, может и не подфартить, как сегодня… Поэтому завязывай, подруга… Лектор из меня хреновый, больше ничего говорить не буду. Ступай. Бабуле привет.
Вера, конечно, расслышала слова Казанцева, но, все еще не выйдя из тормознутого состояния,
Она сунула мокрый, испачканный кровью платок в карман, поднялась со стула, не решаясь шагнуть к двери. Неужели пронесло?… Со знакомого Витьки-Котлеты, когда накрыл его «Ураган» с дозой на кармане, оперок за отмазку полтонны бакинских запросил. Бегал Котлета с высунутым языком недели две, бабки искал. А потом еще сам у опера эту же наркоту и покупал.
На пороге она задержалась и неожиданно произнесла:
– Спасибо… До свидания.
– Да, кстати, – с ухмылкой ответил Костя, – возьми на память. Сувенирчик. Он кинул ей пакетик с мелом.
– И передай своей подружке, что от бананов толстеют. Фигуру испортит…
Спустя несколько минут после ее ухода Костю вызвал любимый шеф.
– Что по бабе?
– А ничего, Сергей Павлович. Анаши до статьи не хватило. Двух грамм всего. Обидно. А порошок мелом оказался.
– Каким еще мелом? – обалдел шеф.
– Ну, в школе, знаете, дети на досках рисуют? Белый такой…
– Хватит дурака из меня делать. По сопротивлению что?
– Я вас умоляю, Сергей Павлович, вы серьезно думаете, что в суде проскочит история, как двадцатилетняя соплячка накостыляла бойцам особого назначения, прошедшим горячие точки? Попадет в газеты – засмеют… Да не переживайте,
Сергей Павлович, «Ураган» только начался, наловим еще.
– Кому бы говорить, – начальник кивнул на стенд, – скажи омоновцам спасибо, что хоть они за тебя палки рубят… Запомни: не будешь на совесть работать – скатертью дорога.
– Спасибо за оказанное доверие, Сергей Павлович. Буду.
Вернувшись в кабинет, Костя вытащил из стола пакетик с героином, вскрыл и высыпал содержимое в цветочный горшок, перемешав затем наркотик с землей. Погрозил пальцем герани.
– Последний раз! Будешь ширяться – засохнешь. Реально.
Костя запрыгнул в «уазик» на ходу.
– Не подождать секунду? – раздраженно посмотрел на водителя, отряхивая от мокрой грязи брюки.
– Да сколько же ждать?! – ответил за водителя участковый инспектор Гриша Бугаев, – заявочка веселая. Не дай Бог позже главковских приедем.
– Не позже. У них вертолетов нет. А по пробкам даже с мигалкой час прошкандыбаешь.
УАЗ неуклюже выполз со двора. Пол в машине был покрыт досками. Родной – железный – давным-давно сгнил, и водитель настелил паркет.
– Кто вызвал? – продолжая чистить штанину, спросил Казанцев.
– «Скорая».
– А «Скорую»?
– Не знаю… Три огнестрела. Двое отошли, третий жив.
– Сильно… Адрес нигде не светился?
– Димка безухий там живет, Курицын. Ван-Гог «погоняло». С наркотой как-то залетал.
– Разборки, может?
– Может. Сейчас узнаем. Олежек, прибавь газ-ку… Раз один жив – расскажет. Пока не добили.
Машина наскочила на лужу. Салон окатило грязью.
– Тьфу!
Гриша, сидевший спереди, снял фуражку и стряхнул воду, затем платком вытер лицо.
– Сам же просил прибавить. Припарковались возле дома, въехав на газон. «Скорая» заняла узкий тротуар, преградив путь.
– Кость, ты знаешь человека, который на фотографии в паспорте в головном уборе? – непонятно к чему спросил Гриша, надевая фуражку и выходя из машины.
– Нет.
– Махмуд Эсамбаев. Танцор. Клянусь! Сам видел. Он на паспорте в папахе. Ему лично Щелоков разрешил, министр бывший.
– Ну и что?
– Да так, ничего.
Квартира находилась на третьем этаже. Водитель остался караулить машину, замки на дверях которой заменяли веревочки. Однажды он оставил вверенный транспорт без присмотра, и УАЗ угнали балбесы-рокеры. Накатавшись, бросили.
Дверь открыта. Костя, миновав коридор, прошел в гостиную, где, судя по голосам, и происходило действие.
…На пороге, прислонившись к белым дверям и уронив голову на грудь, сидел парень с одним ухом. Футболка с трафаретом группы «Продиджи» была разорвана в районе лысины солиста, отчего казалось, что пулю заработал солист. Кровь почти не различалась на фоне ярких красок рисунка; если бы не окаменевшие глаза умершего, Костя решил бы, что парень придуривается, изображая покойника. Эти наркоты – редкостные приколисты.
На полу возле стола лежала молодая девица. Здесь все ясно с первого взгляда: пуля вонзилась в голову, прямо под глаз, и вышла через затылок. Кровь на полу казалась неестественно яркой и чем-то напоминала густой малиновый сироп. (Ну, Казанцев, у вас и фантазия…) Девица, вероятно, сидела на стуле, пила кофе, когда началась пальба.
Третий потерпевший, молодой парень, лежал на диване, над ним колдовали два врача, мужик и женщина.
Созерцание обстановки длилось секунды две, не больше.
– Генка; – кивнул Гриша на сидящего возле дверей, – Ван-Гог.
Медики обернулись на голос.
– Милиция, – представился Костя. Хотя и так ясно, что не санэпидемстанция. Гриша был в форме.
– Это жена его, – кивнул на лежавшую девицу участковый, – скандальная мадам.
Костя приблизился к третьей жертве. Парень находился в сознании, слегка постанывал. Повязки стягивали бедро и предплечье. Врачи в темпе паковали инструменты, санитар ждал команды, стоя в углу комнаты с носилками, словно часовой с огромной винтовкой.