Рикошет
Шрифт:
МЫ НАДЕЕМСЯ НА ЛУЧШЕЕ, ИБО ОНО ВОССТАНЕТ ИЗ ПЕПЛА.
ПРОЛОГ
Ты никогда не забудешь звук выстрела. Не забудешь, как звон глушит все, что есть у тебя в голове. Неважно, насколько громкие звуки вокруг, выстрел всегда громче, пока пуля не достигнет своей цели взрывом боли. Чертовски безжалостной боли, которая прожигает плоть и оставляет в ней зияющую дыру. Поселяется чернота, и в один скоротечный момент
Ты становишься немым, влачась по тонкой ниточке между жизнью и смертью.
Я бы хотел, чтобы пуля меня убила.
По крайней мере, так бы я был уверен в трех вещах:
Я мог бы забыть помутнение ее глаз, пока кровь вытекала из ее тела.
Я бы больше не слышал обещания, которое прошептал ей на ухо.
И дуло пистолета не было бы вжато в горло человека, который умолял о своей жизни всего лишь за несколько мгновений до того, как я отрезал его язык.
Но вот что случается, когда выпускаешь пулю во что-то непроницаемое.
Она рикошетит.
Глава 1
Ник
Cull — отбирать: переходной глагол
Выбирать из группы; сортировать;
Сокращать или контролировать размер (стада) с помощью устранения (охоты) особенно слабых животных; охотиться или убивать (животных) с целью контроля популяции.
Согласно закону Ньютона, на каждое действие есть равное противодействие.
Ты ударяешь кирпичную стену — костяшки на твоих кулаках кровоточат.
Ты стреляешь из пистолета — у него срабатывает отдача.
Ты разрушаешь жизнь мужчины — он ищет мести.
Око за око.
Так что, вот где я ждал — у разбитого окна, на десятом этаже, разминая пальцы и сжимая их в кулак, пока ветра раннего октября завывали в стенах брошенного здания, в котором я спрятался.
Наверное, когда-то это место было классной комнатой. Парты находились на определённом расстоянии друг от друга и были выстроены в ряды — несколько опрокинуты, некоторые ещё стояли. Грязные, потрёпанные книги лежали раскрытыми на полу, распластавшись, словно мёртвые вороны с белыми страницами вместо крыльев. Будто апокалипсис застал город врасплох, и работникам пришлось убегать без предупреждения.
Снаружи за окном сломленные и брошенные домики кое-где возвышались в панораме и стояли на фоне серого, словно мыльная вода, неба. Поцарапанные и побитые — идеальная метафора для людей, которые жили в этих забытых домах. Детройт был словно брошенный ребёнок. Просто ждал дня, когда кто-то придёт и наведёт здесь порядок.
Город третьего мира в Америке.
В любой другой части страны то, что случилось здесь, было бы зверством. Огонёк свечи должен был трепетать, и набитые чучела животных должны были быть выставлены в пепле среди камней на том месте, где раньше был мой дом. Родители прижимали бы своих детей ночью немного крепче к себе, благодаря судьбу за то, что они — не я.
Вместо этого, об убийстве
Я натянул чёрный худи на голову, чтобы скрыть лицо, и пристроил конец дула своего М24 к подоконнику там, где его не увидят. На улицах внизу толпа собралась возле двух белых фургонов, набитых пакетами гуманитарной помощи для бездомных. В толпе находились двое белых, с виду простых, но слишком хорошо ухоженных людей, чтобы принадлежать к месту, настолько отдалённому на восток. Улыбки были приклеены к их лицам, пока они позировали на камеры каждым движением и раздавали большие пакеты.
Майкл и Обри Каллины.
Пакеты гуманитарной помощи. Мэру насрать на город, не говоря уже о сброде бездомных, которые населяли улицы и ставили бельмо на его предварительных планах. Я не удивлюсь, если те пакеты окажутся напичканы крысиным ядом руками этого ублюдка или его послушной жёнушкой, которая всегда была рядом, чтобы приласкать его плечо или улыбнуться на камеру.
Со своего пункта наблюдения я мог убить их обоих. Наблюдать за тем, как их мозги окрасят асфальт в красный, пока толпа разбежится в разные стороны.
Аргументы для того, чтобы не нажать на курок, казалось, уменьшались с каждым днём, когда Майкл Каллин забывал, что он отдал приказ убить мою семью.
В то время как мои воспоминания продолжали возвращаться.
С каждым ночным кошмаром, который порочил мой сон, большая нужда горела где-то в самых тёмных уголках моего разума — разума, который заставлял меня усомниться в своей человечности. Мне нужно было увидеть опустошение на лице Майкла Каллина, когда я заберу у него всё. Я хотел увидеть, как он свернётся в клубок, проклиная небеса, в то время как боль от наблюдения за тем, как весь его мир ускользает сквозь пальцы, безжалостно будет вырывать сердце из его же груди.
Мне нужно было, чтобы Майкл Каллин ощутил на своей шкуре то, что чувствовал я в последние мгновения. Чтобы знал, какой сокрушительный удар реальности существовал за тонкой вуалью надежды, которая может сгореть в любой момент.
Он познает мою боль. Мои страдания. Моё отчаяние.
Не быстрая пуля принесёт месть этому ублюдку. Я намеревался подарить Каллину понимание настоящего ада. Понимание того, что то, что он хотел больше всего — сама причина его существования — исчезла навсегда.
Месть.
Слово закипало в моей голове. Постоянное кипение и шипение, которые удерживали меня от взрыва моих собственных мозгов последние три года. Будто мир содержал какое-то здравомыслие. Цель.
Толпа внизу растворилась, и двое мужчин, одетые в лохмотья, начали драться за пакеты.
Полицейские, которые удерживали приличное расстояние между Каллинами и толпой бездомных, сместились ближе, вытаскивая пистолеты. Воздух прорезали крики, и обзор на Майкла и Обри был испорчен, что заставило монстра во мне закипать от глубочайшей тьмы в моей душе, побуждая просунуть винтовку в дыру в окне и выстрелить.