Рикошет
Шрифт:
Очарование и спокойствие всегда были двумя сигналами опасности.
— Возможно, я могу предложить что-то теплое, — он встал со своего кресла, расстегивая ремень, обошел стол и наклонился вперед над ним. Опустив обе ладони на деревянную поверхность, он дернул головой, что я заметила лишь боковым зрением. Когда я посмотрела прямо, то увидела, как он пялился на меня. Ожидание расширяло его зрачки, словно у кота возле кошачьей мяты. Он любил думать, что я жаждала его так сильно, что не могла контролировать себя в том, чтобы с рвением не вытащить его член из штанов. Правильно. Только мысль о его сперме
Сухость кольнула заднюю стенку горла, и я почувствовала крайнюю потребность сглотнуть, но он ошибочно принял это за то, что я истекала по нему слюной. Может быть. Может, я превратилась в собаку Павлова или лабораторную крысу, которая знала, что если сделает все хорошо, если удовлетворит его, то станет еще на шаг ближе к свободе.
Надейся, ты, наивная идиотка.
Я должна была сломаться после всех этих лет. Разорванная изнутри, я думала о способах, которыми влюбила его в себя. Такие мужчины, как Майкл Каллин предлагали два варианта, когда дело доходило до отношений: подчинись полностью или умри. И ничто из всего этого не вселяло в меня больший страх, чем второе. Он множество раз говорил мне, что мой путь из его сердца проходил по краю лезвия.
Хотя игра была тем, что заставляло садистского ублюдка продолжать. Игра в кошки-мышки и неуверенность, что он победил меня.
— Если это то, чего ты хочешь Майкл, — сказала я.
Я должна была чувствовать себя окаменелой. Беспомощной. Такой же побитой, как и мое тело, покрытое синяками. Однажды я знала, что такое свобода, и каждый день с тех пор, как я дала обет, я боролась за нее, сделала бы все, чтобы получить ее обратно — даже притворилась бы, что могу взять его член в свой рот без позыва вырвать, или улыбнуться перед камерой и сыграть так, будто я не мечтала начисто снести голову с его плеч.
Закрой в клетку птицу, рожденную в неволе, и она с радостью умрет с обрезанными крыльями.
Закрой в клетку птицу, которая однажды почувствовала, как ветер играет в ее перьях, почувствовала мир под ногами, и ты найдешь этот безумный блеск надежды в ее глазах, который побуждает ее к побегу каждый раз, когда открывается дверь. Даже если она больше не сможет летать, она никогда не прекратит бороться за свою свободу, как никогда не прекращу и я.
Именно эта упорная надежда удерживала меня в живых.
Майкл наклонил голову влево и взял ручку со стола.
— Я показывал тебе мою новую ручку? — Черно-золотой предмет крутнулся между его идеально ухоженных пальцев. Странность психопата заключалась в том, с какой легкостью он мог сделать совершенно безобидное действие, таким ужасно пугающим.
— Если ты спросишь, я отвечу, что это наилучшая ручка в мире. Montblanc Meisterstruck. Тонкая искусная работа… удивительная. Вот, подержи, — он предложил ручку, протягивая ее мне, и у меня не было другого выбора, кроме как взять ее. — Ты не поверишь, как она ощущается в руках.
Каждый инстинкт говорил мне «нет». В этом была жестокость Майкла. Приняла бы я ручку или нет, результат будет один и тот же.
Боль.
Хотя мой отец однажды сказал мне, что внушать страх было силой, так что я подняла руку, уверенно протягивая ее ладонью вверх.
— Должен сказать, для
Он замахнулся, намереваясь вонзить кончик ручки мне в ладонь, но остановился за долю секунды до того, как она проткнула кожу. Даже я удивилась тому, что и бровью не повела.
На мгновение его челюсти расслабились, прежде чем губы превратились в широкую ухмылку.
— Видишь? — Он облизнул губы и отложил ручку в сторону. — Это будто мы… родственные души. — Он отпустил мою ладонь и сжал подбородок, глубоко заглядывая в мои глаза. — Если ты хоть когда-либо попытаешься оставить меня, Обри… — его слова превратились в шепот, — я выслежу тебя и тысячу раз проткну этой ручкой, пока вся кровь не вытечет из каждой дырки, которую я проделаю в твоем теле. И когда ты будешь на краю смерти, я оставлю тебя в какой-нибудь холодной и брошенной дыре, где ты утонешь в собственной крови, если крысы не обглодают тебя раньше, — и будто у сумасшедшего, его маска снова стала радушной, а брови поднялись, натягивая за собой улыбку. — Понимаешь?
Он мог заполучить любую женщину, которую хотел. Просто так случилось, что я уйду в мгновение ока, если появится возможность, и именно из-за этого он хотел удержать меня Любовь здесь ни при чем. Ублюдок не знал ничего о любви. Дело было в контроле. Чем больше я жаждала убежать, тем счастливее он себя чувствовал, приковывая меня.
Прикусив язык зубами, я проглотила соленую кровь и кивнула.
— Хорошая девочка, — он приподнял мой подбородок согнутым пальцем, опуская свой взгляд на него, и провел большим пальцем по моему подбородку. — А теперь отсоси мне, — засовывая пальцы под края трусов, он спустил их по бедрам, высвобождая свой жалкий член. Вялый, как всегда.
Открыв рот, я наклонилась вперед, и меня едва ли не вырвало от чувства его слабого органа на моих губах. Мерзость. Беря его вялое хозяйство в руку, я обхватила яйца.
Он дернулся, ухватив ртом немного воздуха, когда я наслаждалась его слабым дискомфортом от ощущения моих холодных рук на коже.
Удар по моему затылку заставил меня уткнуться носом в его пах, а конец его члена коснулся задней стенки моего горла. Рвотный рефлекс не заставил себя ждать, но мне пришлось его подавить. Однажды я допустила ошибку, и меня вырвало перед ним едой, которую в итоге он заставил меня съесть повторно, а потом он уходил с милой улыбкой на губах, тогда как я осталась со сломанным ребром.
— Следующий раз погрей руки перед тем, как прикасаться ко мне.
Оттягивая мою голову от себя, он выступил из штанов, схватил свою выпивку и телефон, а затем завалился на кожаный диван на другой стороне комнаты. Он дернул головой, приказывая следовать за ним, и я так и сделала. Черт бы меня побрал, я не могла найти ни единой причины для этого. Листая что-то в телефоне, он сделал глоток из стакана.
— Заставь меня кончить. И убедись, что слизала сперму до последней капли.
Я уселась в маленьком пространстве, которое он дал мне между своих раскинутых ног, и опустилась лицом к его паху. Кислота бурлила в моем желудке, когда я сомкнула губы вокруг его члена.