Рилла из Инглсайда
Шрифт:
«Если бы только его отец остался в Глене, где я могла бы наблюдать за Джимсом и часто брать его к себе, я бы так не беспокоилась, — размышляла она. — Но я предчувствую, что они здесь не останутся… и для Джимса все сложится ужасно неблагоприятно. А ведь он такой сообразительный малыш… у него, что ни говори, есть честолюбие… и он не ленив. Но у его отца никогда не будет ни цента, чтобы помочь сыну получить образование или начать свое дело. Джимс, мой малыш военного времени, что же будет с тобой?»
Джимса в этот момент ничуть не заботило, что будет с ним. Он радостно следил за проделками полосатого бурундучка, резвившегося на крыше полустанка. Когда поезд тронулся, Джимс
Рилла взвизгнула и от ужаса совершенно потеряла голову. Она спрыгнула на нижнюю ступеньку вагона и соскочила с поезда. К счастью, он все еще шел сравнительно медленно, и, также к счастью, у Риллы хватило здравого смысла прыгнуть в направлении его хода; тем не менее она упала и беспомощно растянулась под насыпью в канаве, заросшей золотарником и кипреем.
Никто не видел, что произошло, и поезд, быстро проехав поворот, помчался дальше по пустоши. Ошеломленная падением, но невредимая, Рилла поднялась на ноги, выкарабкалась из канавы и, как безумная, пронеслась на другой конец платформы, ожидая найти Джимса мертвым или разбившимся. Но Джимс, если не считать нескольких синяков и большого испуга, никак не пострадал. Он был так напуган, что даже не заплакал, но Рилла, обнаружив, что он жив и здоров, отчаянно зарыдала.
— Пвотивный поезд, — с отвращением заметил Джимс. — И Бог пвотивный, — добавил он, бросив сердитый взгляд на небо.
Рыдающая Рилла засмеялась, так что ее состояние стало очень напоминать то, которое ее отец назвал бы приступом истерии. Но она сумела совладать с собой прежде, чем истерика смогла лишить ее способности сделать это.
— Рилла Блайт, мне стыдно за тебя. Немедленно возьми себя в руки. Джимс, нельзя говорить такие слова.
— Бог сбвосил меня с поезда, — упрямо заявил Джимс. — Ведь кто-томеня сбвосил. Ты не сбвасывала. Значит, это был Бог.
— Нет. Ты упал потому, что отпустил мою руку и слишком сильно наклонился вперед. Я предупреждала тебя. Так что ты упал по своей собственной вине.
Джимс внимательно посмотрел на нее, чтобы убедиться, что она говорит серьезно, а затем, снова взглянув на небо, сказал небрежно:
— Тогда, Бог, извини.
Рилла тоже окинула взглядом небо. Его вид ей не понравился: с северо-запада надвигалась тяжелая грозовая туча. Что же делать? Никакого другого вечернего поезда не было: дополнительный девятичасовой ходил только по субботам. Смогут ли они добраться до дома Ханны Брустер, за две мили от этого полустанка, прежде чем начнется гроза? Рилла подумала, что одна добралась бы туда довольно легко, но с Джимсом… это было совсем другое дело. Выдержат ли такой долгий путь его маленькие ножки?
— Придется попробовать, — сказала Рилла в отчаянии, — другого выхода нет. — Мы могли бы, конечно, переждать грозу под навесом платформы, но, возможно, дождь будет идти всю ночь, да и тьма тут будет кромешная. А если нам удастся добраться до Ханны, она приютит нас на ночь.
Ханна Брустер, когда она еще была Ханной Крофорд, жила в Глене и ходила в школу вместе с Риллой. Тогда они дружили, хотя Ханна была на три года старше. Она вышла замуж очень рано и переехала с мужем в Миллуорд. Жилось ей нелегко: тяжелая работа, малыши, не слишком
Первую милю они одолели бодро, но вторая оказалась тяжелее. Дорога, которой редко пользовались, была неровной и изрытой глубокими колеями. Джимс так устал, что последние полмили Рилле пришлось нести его на руках. Она добралась до фермы Брустеров почти обессиленная и со вздохом облегчения поставила Джимса на дорожку возле дома. С неба, затянутого черными тучами, начинали падать первые тяжелые капли дождя, и раскаты грома раздавались совсем близко. И тут ее ждало неприятное открытие. Шторы были задернуты, двери заперты на замок. Очевидно Брустеров не было дома. Рилла подбежала к маленькому амбару. Он тоже был заперт. И никакого другого места, где они с Джимсом могли бы укрыться! У маленького выбеленного домика не было ни крыльца, ни веранды. Уже почти стемнело, и положение казалось отчаянным.
— Мы укроемся в доме, даже если для этого мне придется разбить окно, — сказала Рилла решительно. — Сама Ханна захотела бы, чтобы я так поступила. Она была бы очень огорчена, если бы узнала, что я пришла к ее дому, чтобы укрыться от грозы, и не смогла попасть внутрь.
К счастью, по-настоящему ломать ничего не пришлось. Кухонное окно подалось довольно легко. Рилла подсадила Джимса на подоконник, а затем влезла сама — в ту самую минуту, когда буря принялась бушевать вокруг самого дома.
— Ой, смотви, сколько осколков гвома! — в восторге закричал Джимс.
Рилла закрыла окно, не без труда отыскала лампу и зажгла ее. Они были в очень уютной маленькой кухне. С одной стороны к ней примыкала аккуратно прибранная, хорошо меблированная гостиная, а с другой — буфетная, полная, как выяснилось, разных запасов.
— Я собираюсь расположиться здесь как дома, — сказала Рилла. — Я знаю, Ханна захотела бы, чтобы именно так я и поступила. Я приготовлю что-нибудь для Джимса и для себя, чтобы мы могли перекусить, а потом, если дождь не прекратится и никто не вернется домой, я просто поднимусь наверх, в комнату для гостей, и лягу в постель. Самое важное в чрезвычайной ситуации — не терять голову. Если бы я не растерялась, увидев, как Джимс выпал из поезда, я бросилась бы в вагон и заставила бы кого-нибудь дернуть стоп-кран. Тогда я не оказалась бы в таком затруднительном положении. Но раз я в него попала, постараюсь выйти из него с честью.
— Дом, — добавила она, оглядывая кухню и гостиную, — обставлен гораздо лучше, чем когда я была здесь прежде. Разумеется, Ханна и Тед тогда только начинали вести свое хозяйство. Но почему-то мне казалось, что Тед не слишком зажиточный человек. Должно быть, дела у него идут лучше, чем я предполагала, раз семья может позволить себе такую мебель. Я ужасно рада за Ханну.
Гроза прошла, но дождь продолжал лить как из ведра. В одиннадцать Рилла решила, что домой на ночь никто из хозяев уже не вернется. Джимс уснул на диване; она перенесла его наверх, в комнату для гостей, и положила на постель. Потом она разделась сама, надела ночную рубашку, которую нашла в комоде возле умывальника, и, сонная, влезла в кровать, простыни на которой приятно пахли лавандой. Она была такой усталой после своих приключений и физических усилий, что даже необычность ситуации, в которой она оказалась, не помешала ей уснуть. Через несколько минут она уже крепко спала.