Римляне
Шрифт:
– Я не собираюсь бежать, – заверила его Антония, гордо вскинув голову, – не стоит об этом говорить.
На самом деле ее собственное положение встревожило Антонию, по крайней мере на какой-то миг, но не в ее правилах было бежать из лагеря, которым командует такой бездарный дурак.
– У меня есть стража, – продолжала она, – которая защитит меня. Но что намереваетесь делать вы?
Лабений, припертый к стене, утешался сознанием того, что госпожа одобрит даже его бездействие, лишь бы он остался. Приободренный такой мыслью, он чуть осмелел.
– Я разрушу мост. Это мой долг, госпожа. У нас недостаточно сил,
– Если вы разрушите мост, – резко ответила Антония, – то обречете легион на смерть.
Лабений промолчал. Антония была права. Всю ночь он представлял рассеянные остатки легиона, отрезанные от города разрушенным мостом. Если бы только он мог доверять наемным войскам, если бы в городе не было полно всяких бродяг, если бы постоянно не просачивались слухи о гибели легиона, он попробовал бы рискнуть. Так утешал себя Лабений. Но допустим, он разрушит мост, а варвары разбредутся по всему городу, – невозможно предугадать, чем кончится эта катастрофа. Ядро армии все еще находится за Рейном. Полководец где-то на Эльбе. В Галлии нет войск. Ближайшее подкрепление на Дунае, но к этому времени может быть захвачена уже половина провинции.
Антония нервно крутила кольца на пальцах. Лабений опасался за свою жизнь, а она боялась за мужа. Если она примет неверное решение, то может погубить его. Друзий очень честолюбив и не простит ее. Она понимала, что окончательное решение должен принять Лабений – только в этом случае можно избежать гнева супруга. Антония была слишком отважна, чтобы предать легион из-за каких-то сплетен.
– Сколько у нас действующих войск? – наконец спросила она.
Лабений отвел глаза:
– Едва ли наберется три сотни, на которые можно рассчитывать, госпожа. У нас в лагере свирепствует дизентерия.
Антония пропустила последнее замечание мимо ушей. Три сотни солдат смогут удерживать крепости у моста в течение долгого времени, если ей удастся растормошить этого боязливого глупца и заставить его действовать. Антония почувствовала искушение перейти через мост со своей стражей и укрепиться в дальней крепости, но понимала, что солдаты ей не позволят. При мысли о легионе на темные глаза Антонии навернулись слезы.
– Когда вы начнете?
Лабений растерянно посмотрел на нее:
– Нельзя терять ни минуты, госпожа. С вашего разрешения…
Антония рассвирепела, не желая принимать на себя ответственность за гибель легиона.
– С моего разрешения? Действуйте без него или вообще ничего не предпринимайте. Разве я должна в этом участвовать?
Но Лабений не желал действовать в одиночку.
– Может, стоит отложить, госпожа? Возможно, если мы подождем еще день…
– Попробуйте, – согласилась Антония, схватившись за эту спасительную соломинку, – рискните.
Она слишком поздно поняла, что, подтвердив решение Лабения, тем самым одобрила весь план в целом. Лишняя отсрочка дала ей возможность лишь подольше посердиться на себя и представить гибель легиона из-за своей слабости, а не из-за нападения германцев.
День тянулся мучительно долго. Казалось, Антония одновременно провела его в двух разных местах. Часть ее расхаживала по внутреннему дворику, покрикивала на прислужниц, отталкивала в сторону тарелки с едой или приказывала играть музыку, которую совсем не слышала. Другая половина витала над поросшим лесом оврагом, слышала последние крики агонии легиона, разносимые повсюду насмешливым эхом. Она видела людей, привязанных к деревьям, представляла легата на земляном алтаре с перерезанным горлом, смотрела, как младших командующих, составлявших ее собственную свиту этой зимой, забивали дубинками до смерти. Как и все женщины ее поколения, Антония часто видела смерть на арене, где сходились в смертельной схватке рабы или человек со зверем. Она настолько привыкла к жутким зрелищам, что они не преследовали ее, по крайней мере до этого дня. Но осознание гибели людей было невыносимой пыткой. Бесчисленные, давно, казалось бы, позабытые детали переносились на образы ее близких и знакомых. Антония представляла, как группа уцелевших солдат, возможно человек сто, в панике бежала через угрюмый лес, стремясь домой, но спасительный мост был уже разрушен. Антония сомневалась и боролась со своими сомнениями, с горечью осознавая, что у нее слишком мало власти, чтобы что-то изменить. Кто подчинится ей?
Антония приказала подать повозку, запряженную мулами, и позвать стражников и медленно отправилась вперед по дороге, потому что больше ехать было некуда. Над рекой качался мост, слегка поскрипывая на ветру. К далекому форту направлялся маленький отряд, вероятно, на смену часовым или с приказом прислать на берег оружие. На берегу собрались люди, с любопытством глядя на мост и волнующуюся воду. В толпе было несколько детей и мужчин. Ни на одном не было римской одежды, кроме Ацера, который одиноко сидел на бревне, словно в отчаянии подперев подбородок руками.
– Приведите сюда этого мальчика, – внезапно приказала Антония, – я хочу поговорить с ним.
Антония придерживалась общепринятого мнения – каждому человеку свое место, и не стоит пытаться подняться по общественной лестнице. Ей было не по душе честолюбие Ацера, но она все же наблюдала за учениями мальчишек, потому что это ее забавляло. Антонию поразила приятная внешность Ацера, которая, может быть, напомнила ей о ее старшем сыне, подающем большие надежды. Эта мысль была мимолетной, но теперь, глядя на Ацера, Антония отчетливо ощутила, как близок был ей по духу упрямый мальчишка. Не обращая внимания на различия в возрасте и социальном положении, она сразу спросила его:
– Ты высматривал легион?
Ацер застенчиво глянул на нее, испытывая благоговение перед такой знатной дамой и пытаясь вызвать ее симпатию. Его щеки вспыхнули, Ацер не знал, как себя вести рядом с Антонией, смущаясь ее дорогих драгоценностей и запаха духов.
Скромность придавала Ацеру особую привлекательность. Антония повторила свой вопрос, приподнявшись на локте так, чтобы ее тонкое напряженное лицо оказалось на одном уровне с лицом Ацера.
– В городе говорят правду о потерянном орле?
Глаза Ацера гневно блеснули.
– Я в это не верю! – Смущенный своей резкостью, он снова вспыхнул и попытался загладить сказанное в сердцах: – Это все варвары, госпожа Антония. – Ацер опустил голову, разглядывая упряжь мулов. – Варвары возбуждены и любят хвастать, госпожа Антония. Они разносят сплетни. Они могут болтать бесконечно, если почувствуют, что люди им верят.
Антония улыбнулась. Она не могла поверить, что легион жив, потому что так утверждает ребенок, но ей пришлась по душе его неистовая натура.