Римлянин Деций, преемник Араба. Книга первая. В деревне
Шрифт:
Фигурки-то лар, конечно, перевезти вместе с собой можно было куда угодно, а вот самих невидимых сверхъестественных существ – нет, ни за какие коврижки. Что такое бездушные и бездуховные истуканчики без души, духа и духов? Ничто! Нельзя путать и смешивать тёплое с мягким. А ведь римляне иногда и до такого доходили, не будучи доходягами: отождествляли Богов и их материальные образы-воплощения, запечатлённые в металле, граните, мраморе, терракоте или гипсе. Но только не Деции! В новом доме – новые лары! Впрочем, новым дом (как и лары) стал уже давно.
В день рождения любого члена декурионовой семьи перед домашними духами ставилась обильная снедь и вино, раскладывались цветы: или полевые или из собственного сада, в зависимости от времени года.
Каждый раз, когда Деций-младший появлялся перед ларами, он рефлекторно ощупывал на груди свой медальон, болтающийся на цепочке, обёрнутой вокруг его шеи. Этот талисман предохранял мальчика от зла, дурного глаза и… сглаза. Дурной глаз – он ещё не совсем сглаз, а лишь его чёрное предвестие.
Однако пацан считал дни, недели и месяцы, когда наступит, наконец, совершеннолетие и он сможет не только скинуть детскую одёжку, облачиться во взрослую тунику и тогу, но и снять амулет с шеи и груди и честно по догме и канону всамделишно пожертвовать его ларам – такова была древняя римская традиция, о которой рассказывала ему мать (а иногда и отец походя напоминал, когда тянуло поболтать или сказать лишнего). Не раз и не два мальчик брал медальон в ладонь, перекидывал цепочку через голову и репетировал грядущее.
Деций-младший любил свои дни рождения. В его голову однажды втемяшилась фраза, которая теперь, наверное, не будет забыта всю оставшуюся жизнь. Он не помнил, от кого её услышал, но помнил дословно:
– Дни рожденья полезны для здоровья. Британские ученые доказали, что те, у кого было больше таких дней, дольше жили.
Отрок не знал, что такое жить дольше, ибо жизнь в его возрасте казалась ему вечной. Он ведал только, что можно быть ребёнком и можно быть взрослым, что у тех и у других разные права, и что когда-нибудь должна приблизиться та черта, та грань, которая разделяет первых и вторых и которую нужно и станет возможным перешагнуть, чтобы войти в ранг взрослых.
*****
Полного списка имён всех сверхъестественных существ в этом особняке не знал никто – в античных пантеонах Рима их насчитывалось не просто сотни, а тысячи, ибо даже только-только родившегося младенца уже опекали несколько десятков. Как тут всех упомнить! Существа были так мужеска, так и женскаго полов – это вам не какие-нибудь бесполые галилеянские ангелы!
Один римский Бог-Божок-дух отвечал за первый детский вдох (и выдох); Бог Вагитан – за первый писк; третий – за умение созерцать мир, несколько Богинь и Богинек наделяли дитя умением чмокать губами на груди матери; высасывая оттуда молоко; десятый учил улыбаться, двадцатый натаскивал на то, чтобы новорождённый овладевал чувствами и эмоциями, освоил способность ими управлять. Талантом держаться на своих двоих и прямохождению обучала чадо целая Божественная троица: Статин, Статина и Статилин.
Посему каждый раз, приступая к молитвам, семья Дециев, как и всякая иная считающая себя исконно, посконно или истинно римской Богобоязненная ячейка общества, чтобы ничего и никого не перепутать, хором использовала одну и ту же заученную фразу. Каждый по одиночке или в полном одиночестве её же произносил:
– Бог ты или Богиня, этим или каким-нибудь другим именем следует тебя называть…
И затем уже неслась душа то в рай, то по кочкам, то туда и сюда одновременно – это из самого сердца, а не просто из уст, рвались смиренные и благоговейные молитвы. Называли имена кто кого хотел, кто во что горазд – не было предела ни воображению, ни совершенству, ни распутству, ни любым иным тайным желаниям и пожеланиям. Тайным! Ибо всё явное и публичное было в семействе более, чем пристойным и достойным.
Таковым было отправление культа искренними веродержателями и хранителями древних скреп: никто никому не мешал и на чужую частную жизнь не покушался. Во всяком случае старшие, воспитывая потомство, всегда делали такой вид, а младшие… слушались старших, ни о чём плохом не подозревая. В конце концов победа утилитаризма над ценностями – черта любого времени: любой эпохи или эры, тысячелетия или века. И эту викторию невозможно спрятать ни под какими рассуждениями об истории и нравственности.
Возлюби Гения своего
Природа, в заботе о нашем счастии,
не только разумно устроила opганы нашего тела,
но ещё подарила нам гордость, – видимо, для того,
чтобы избавить нас от печального сознания
нашего несовершенства.
Ларошфуко «Максимы»
Больше всего из сверхъестественных существ Деций-младций любил своего Гения. Отрок знал, что у каждого римского мужчины с момента его рождения есть свой личный Гений. Так сказать, персональный Божок или дух (не душок). Этот спутник будет руководить всеми поступками Деция (или хотя бы давать дельные советы на любое действие или бездействие) и сопровождать его до самой смерти, даже во сне не покидая ни на один шаг, ни на миг. Ни на мгновение. Ни на момент. Ни на одну из других микроскопических литературно-художественных единиц, измеряющих время без его реального измерения.
Однажды кто-то из скудоумных и взбалмошных сорванцов стал доказывать Децию, что у всякого пацана есть целых два Гения: один – хороший, как добрый следователь; другой – плохой, как следователь злой. И что оба Божка-духа всегда дают своему подопечному диаметрально противоположные советы, выбирая из которых, запросто можно запутаться, ошибиться и ненароком свернуть на кривую дорожку или бойко с ускорением покатиться вниз по наклонной, а затем убиться насмерть.
Но мальчик не поверил этим россказням, отверг эту чушь и с ходу, и с порога: может, у кого-то Гениев и пара, а у него, Деция, он один-единственный и неповторимый, самый уникальный из всех уникальных! Уникальнейший из уникальнейших! Хороший и добрый в одном флаконе… эээ… в одной чаше или в одном кубке! И этот единственный будет ему всю жизнь во всём помогать, за него заступаться, отводить беду и вести к вершинам успеха. Ведь Гений – он, как друг, в беде не бросит, лишнего не спросит, и даже после смерти человека с ним не расстанется, к кому-то иному не уйдёт, не перебежит, не станет подмасливаться, будет вечно обитать рядом с захоронением или витать над ним. И страдать каждую единицу времени, не переставая.
Страдать и мучиться. Страдать и мучиться. Мучиться и страдать. Мучиться и страдать.
Гении были для своих подопечных вернее и надёжнее, чем самый верный и надёжный служебный пёс.
*****
В последние четыре-пять лет Деций-младший, сам того не осознавая, особенно тщательно следовал традиции: в даты своего рождения всегда приносил к фигурке Гения – этому юноше с рогом изобилия, чашей и змеёй в руках – дары в виде кусочков мяса и кубков с домашним вином: мальчик знал, что символом Гения была змеюка, ибо поначалу сам Гений рождался в её теле, в её оболочке и образе, и лишь потом вместе с взрослением своего подопечного змея принимала человеческий облик молодого парня или крепыша-бородача постарше. Гений Деция бороды не носил – то ли всегда был тщательно выбрит, то ли хранил в себе вечную юность, то ли еще проще: дожидался появления бороды у своего подопечного, чтобы и самому повзрослеть.
Вот во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о себе и своей судьбе или вообще безо всякого повода отрок часто толокся подле фигурки, прося свой идеал о поддержке и о даровании пути, усыпанном лепестками роз, а не шипами:
– Ты мой Гений! Ты мой заступник! Я – это ты, ты – это я; и никого не надо нам! Всё, что сейчас есть у меня, я одному тебе отдам! Спаси, помоги, благослови и сохрани! Дай счастья мне и удачи, которую другим дарит, походя крутя штурвалом, Фортуна 5 !
5
Главным символом Фортуны, римской Богини удачи, считалось колесо (штурвал).