Римлянин
Шрифт:
Танец закончился, дали время на передышку, к мрачному Таргусу подошла уже виденная Елизавета Петровна.
— Какой милый юноша… — улыбнулась она. — Неужто сам? О, я вижу сходные черты, похож на деда! Бровищи посмотри какие!
Она это говорила какой-то светловолосой женщине её возраста.
— Карл Петер Ульрих, — представился Таргус. — Честь имею.
— Цесаревна Елизавета, дщерь Петровна, — представила ему Елизавету неизвестная женщина.
Таргус поклонился. Цесаревна — это по германским традициям
— Говорят, ты свободно изъясняешься на высокой латыни, — с весёлым прищуром произнесла Елизавета Петровна.
— Люди много говорят, иногда даже правду, — ответил Таргус на родной для себя латыни.
— Я всё равно не понимаю ни черта, — простовато махнула рукой Елизавета. — Ещё говорят, что это ты — отец виктории над датчанами.
— Истина, — коротко кивнул Таргус.
— Но тебе ж шести лет от роду нет! — удивилась Елизавета.
— Есть, — усмехнулся Таргус.
Повисла недоуменная пауза.
— А он мне приятен! — рассмеялась Елизавета. — Как папа мой августейший молвит, ей богу!
Таргус лишь молча и учтиво улыбался своей дежурной улыбкой милого юного дарования. Императрицей она никогда не станет, в случае смерти Анны Иоанновны на престол взойдёт малолетний Иоанн Антонович, поэтому дщерь Петрова пролетает мимо кассы, но вежливым с ней он будет, ровно настолько, насколько с остальными. Правила игры.
— К отцу твоему пойдём, — позвала его Елизавета, направившаяся к Карлу-Фридриху, который давал какие-то распоряжения музыкантам.
— О, вижу вы уже познакомились, — улыбнулся он, увидев приближающуюся компанию. — Как вам мой сыночек, Ваше Императорское Высочество?
— Лих, дерзновен, страха в нём не чую, — охарактеризовала Таргуса Елизавета. — Весь в папку моего…
Она приложила платочек к глазу.
— Рад, что вы понравились друг другу, — довольно улыбнулся Карл Фридрих. — Скоро второй шлезвигский стол, но, думаю…
— Помру я от второго такого стола… — пожаловалась Елизавета. — Айда-ка лучше к тебе в кабинеты, поговорим о судьбах наших тяжких… И Петера с собой возьмём, пусть учится уму-разуму.
Таргус мысленно вздохнул тяжко.
На третьем этаже, в кабинете Карла-Фридриха, они расселись перед горящим камином и получили от Зозим по кубку вина, все, кроме Таргуса, который заказал пунш.
— Любая карлица… — оценила Елизавета удалившуюся Зозим, а затем повернула голову к Карлу-Фридриху. — Подари!
— Я бы с радостью, но это свободный человек, — вздохнул герцог. — К тому же связана контрактом с Карлом Петером, а не со мной.
— Что за «кунтракт»? — озадачилась дщерь Петрова.
— У него все этими контрактами связаны, с кем он работает, — пожал плечами Карл Фридрих, приложившись к кубку. — Там чётко прописано, кто, что, кому и почему, ни направо не свернёшь, ни налево, а если свернёшь,
Герцог пьяно хихикнул спонтанному и незамысловатому каламбуру.
— Кто? Он? — Елизавета недоуменно указала кивком на Таргуса.
— Он, — после очередного глотка вина, подтвердил Карл Фридрих.
— Диковинно… — Елизавета изучающе посмотрела на молча смотрящего в огонь Таргуса. — Не продать, значит, карлицу?
— Сорок лет контракта, — ответил Таргус, не отрывая взгляда от огня. — Немотивированный разрыв контракта с моей стороны будет значить нарушение моего слова. А моё слово — холодная сталь.
— «Ниметивированый», чего? — не поняла Елизавета.
— Беспричинный, — пояснил Таргус. — Без объяснения и обоснования.
— И откуда словечки такие знает только… — Елизавета посмотрела на Карла-Фридриха, но тот лишь беспомощно развёл руками.
— Нельзя, значит, без нарушения слова, — хмыкнула Елизавета. — На диво умный мальчик. Папенька мой тоже таким был. Всё в этих прожектах, корабли, европейские балы, полки нового строя… Так и отмучился, Царствие ему небесное… Одну меня оставил… С кровопицею этою…
Елизавета зарыдала. Карл Фридрих оперативно подобрался, извлёк большой платок и подал ей. Елизавета приняла платок и вытерла настоящие слёзы.
— А Анка ещё… — продолжала горевать дщерь Петра. — Преставилась в вашей Голштинии… Один Петер мне в память… Поди сюда, голубчик мой…
Таргус послушно подошёл к ней и был сжат в неожиданно крепких для этой пухлой женщины объятиях.
Стоически выдержав невиданное давление, он дождался, когда эмоции цесаревны отхлынут и она его отпустит. Отпустила.
— Держаться надо крови родной, — произнесла она серьёзно, взяв его за плечи. — Кроме крови родной ничего не важно.
Таргус молча кивнул.
— Ты дитятку-то не утомляй, ночь на дворе, — повернула голову к герцогу цесаревна Елизавета.
— Да, что-то ты засиделся, Петер, — согласился Карл Фридрих. — Иди спать.
//Тренировочный лагерь «Нёр», 31 октября 1734 года//
Таргус бежал по полосе препятствий, ловко перемахивая через разноуровневые перекладины, как мартышка ухватываясь за верёвки и преодолевая искусственные провалы в земле.
— Сколько? — приземлился он на песок.
— Три минуты девять секунд, господин… — ответила Зозим, стоящая у батареи песочных часов, отмеряющих время.
— Поганенько… — недовольно изрёк Таргус. — Ладно, на сегодня достаточно.
Тренировки Таргус начал давно, не нагружаясь пока силовыми тренировками, но делая упор на гимнастике и развитии выносливости.
Надо было возвращать былой функционал его некогда физически развитого организма.
Он вошёл в казарму и сразу же направился в душевую.