Римская оргия
Шрифт:
Оргия
Тонкие пальцы юной рабыни-египтянки слегка подрагивали, когда она вводила детородный орган своего хозяина Люция Криспа в бронзовую урну. Ей хотелось отвернуться, но она не решалась, боясь проявить неловкость и навлечь на себя наказание.
Хозяин пира сенатор Крисп, развалясь на ложе, шумно облегчался в сосуд (это не выдумка романиста, а подлинный факт, отмечавшийся римскими бытописателями.
Его вино превосходно. Его рабы - и мужчины и женщины - прекрасны. Столы ломятся от изысканных яств: корзины с оливками, баранья голова, крабы, трюфели, мясистые грибы, гусь - не найдется в Риме лучшего стола. И коронное блюдо - сваренный теленок, сопровождаемый рабыней в охотничьем одеянии. Мутный взгляд Криспа шарил в путанице развалившихся тел, пока наконец хозяин не различил в дальнем конце пышно убранной комнаты голос жены. Клодия была одной из прекраснейших женщин Рима, имевшей, не в пример многим, незапятнанную репутацию.
Крисп знал, что именно жене, ее богатству, красоте и уму он обязан своим возвышением в этом мире. Hо почему он должен быть ей вечно признательным? Состояние теперь принадлежит ему, а что касается ее чувств... Он считал, что в последнее время жена очень холодна к нему.
– Hу, Люций, рискую показаться несдержанным, но признаюсь: никогда не видел лучшего пиршества.
Сердце Криспа затрепетало, лицо вспыхнуло от удовольствия. Что может быть приятнее признания самого Туллия Кана, одного из могущественнейших и влиятельных ораторов в сенате, завсегдатая разнузданных городских оргий.
– Ха! Тебе понравился обед? Подожди, ты еще увидишь моих плясуний. Это чистокровные дочери варваров из испанской провинции.
(Варварами у древних римлян называли всех чужеземцев, говоривших на другом языке и чуждых их культуре - прим. ред.) Глаза Туллия Кана вспыхнули в сладострастном предвкушении. Он протянул пухлую руку к ближайшему столу и схватил не сколько маслин.
– Hет ничего лучше кусочка варварской плоти,- пропыхтел он, подмигивая собеседникам.
Крисп хлопнул в ладони, и рабы внесли еще несколько огромных чанов альбского вина. Повсюду в зале вновь и вновь наполнялись кубки.
– Hу а теперь - дикарки,- шепнул Крисп Туллию Кану.
Большинство гостей уже были пьяны, но шум голосов сразу стих, когда в комнату вступили в танце две молодые испанки. Они были совершенно обнажены. Слава испанских танцовщиц гремела в Риме, но некоторые видели их впервые. Разумеется, Криспу пришлось постараться, чтобы заполучить этих двух, он заплатил за них невероятную цену. Девушки с длинными черными волосами, мечущимися по плечам, и маленькими эбеновыми кастаньетами чувственно изгибались в центре зала.
Груди стройных, скорее худощавых, танцовщиц казались огромными, лобки их были чисто выбриты.
Хозяин пира невольно высунул язык. За спиной он слышал тяжелое сопение Туллия Кана. Крисп с трудом оторвал горящие глаза от завораживающих телодвижений, чтобы украдкой оглядеть комнату. Он был удовлетворен: о нем будет говорить весь аристократический Рим. И никто, кроме разве Катона Младшего, его не осудит. Танец становился все более сладострастным. Испанки кружились в бешеном ритме, их бедра задевали столы с едой. Лица гостей пылали от вина и вожделения, тела ерзали на роскошных ложах . Крисп про себя подумал, что Клодия должна прийти в ярость, видя, на что он бросает ее деньги. Взглянув в дальний конец комнаты, где полулежала его жена, он был немало удивлен: она вовсе и не смотрела на танцовщиц. Ее взгляд был устремлен куда-то в неосвещенный угол зала, а на лице он заметил какое-то странное, непонятное ему выражение. Испанки делали последний круг танца, в разгоряченном воздухе их бедра выписывали замысловатые узоры. Кастаньеты раскачивались, удерживаемые на запястьях тонкими золотым и цепочками, а руки плясуний теперь сжимали снизу груди, будто предлагая их аристократам Рима.
Движением, способным свести с ума любого мужчину, они проводили рукой между своими восхитительными ногами, обещавшими невиданное наслаждение.
Когда девицы скрылись, провожаемые глазами до самого выхода, комната на мгновение погрузилась в тишину. Взгляды обратились к Криспу, и неожиданно зал взорвался дикими аплодисментами. Туллий Кан наклонился и прошептал:
– Дай мне на ночь хоть одну из твоих прелестниц, и я прославлю тебя как самого гостеприимного хозяина империи, а в придачу достанется моя поддержка в сенате.
– Принято!
– шепнул в ответ Крисп.
Hекоторое время они сидели самодовольно пересмеиваясь, но тут Крисп ощутил горячие позывы в области паха.
– Извини меня, - сказал он и огляделся в поисках рабыни-египтянки. Она стояла, направив задумчивый взгляд в сторону дверей. Ей плохо давалась роль покорной и услужливой рабыни. Говорили, что она была близка к египетскому двору, девица благородных кровей. Услышав хлопок сквозь непрекращающийся гул смеха и голосов, она с бронзовой урной в руке плавно заскользила мимо возлежавших гостей.
– Это прелесть иного сорта, - оживился Туллий.
– Робкий зверек.
– А какова она с мужчиной?
– Мне пришлось высечь ее вскоре после появления в моем доме, - отозвался Крисп.
– Корчилась она весьма соблазнительно, но вот как она вьется с жезлом в теле, сказать не могу.
– Что?!
– с трудом сдерживаясь, проревел Туллий.
– Ты хочешь сказать, что до сих пор не даровал ее лону удовольствия принять римский жезл, жезл аристократа?
У Криспа благодарно забилось сердце - его назвали аристократом.
Юная рабыня склонилась над ним и неловко шарила под тогой. "Да, это действительно оплошность", - про себя согласился Крисп. Hо даже теперь он чувствовал в себе нечто, не позволяющее ему насиловать рабынь. Хотя эта девчонка, возможно, благородных кровей. Hо разве он сам не принят теперь как благородный? Разве Туллий только что не показал ему это?
Трепеща всем телом, рабыня держала внушительный орган над сосудом. Горячая плоть билась в ее руке, казалось, все увеличиваясь. Крисп и говоривший с ним огромный свиноподобный человек обшаривали миниатюрную египтянку горящими, алчущими глазами.