Римские термы: Гладиатор
Шрифт:
От этих мыслей ее тело забилось мелкой дрожью. Судорожно вздохнув, она прикасается ладонью к его щеке. Волосы и борода Германуса, в отблеске ламп кажутся немного золотистыми. Он смотрит прямо в глаза и приближается к ее лицу. Губы жадно впиваются в ее. От страстного поцелуя обдает жаром все тело. Где-то ноет под грудью. Сердце, так бешено стучит, что отдает в ушах, и еще внизу, там, в том самом месте.
Так страшно и так сладко. А что если Сира снова предаст? «Нет! Она не посмеет. Иначе я ее убью».
Еще мгновенье и Атилия больше не может
Запах его тела пьянит. Она прикасается к его мощной широкой груди. Как приятно. Гладит его мышцы на животе, они твердые. Ниже еще что-то твердое. Она берет в ладонь. Смотрит вниз, взгляд останавливается на возбужденно-подрагивающем естестве.
Германус обнимает и кладет ее на пол. Хорошо, что здесь толстые шерстяные ковры. Он нависает над ней. Целует шею, грудь и набухшие соски. Ей кажется, она утопает в чем-то мягком. Его гигант касается ее плоти там, упирается и, раздвигая, проникает.
Ее всю обдает огнем. Видится, будь-то, древний бог вселился сейчас в Германуса. Она чувствует его всего у себя внутри. С губ срывается шумных вздох, тело выгибается само собой, не подчиняясь больше ей.
Он набирает темп движения в бедрах. «Да, да, милый, вот так… Как же хорошо…».
От него исходит горячее дыхание, он шумно дышит, раскрыв рот, буквально хватает воздух.
«А-а, а-а, а-ах», — томно вырывается ее страстный возглас.
Его движения становятся более дикими, толчки уже не такие нежные. Но ей сейчас именно это и надо. «Быстрее, мой хороший, теперь быстрее».
Она, изгибаясь, задыхается, бедра сами двигаются и настраивают нужный такт. Сейчас оба их тела притягиваются друг к другу.
Там, внутри, ощущается какой-то прилив, все начинает дрожать, пульсировать и, наконец, выплескивается.
Глаза сами уходят вверх и закатываются. По телу пробегает волна мелких покалываний. Ее трясет.
Чувствует, как он двигается в бешеном аллюре. Его так же выплескивает, он протяжно стонет. Она, не в силах себя сдержать — кричит.
Германус заваливается рядом на ковер. Он уставший и мокрый. Вместе они улетают куда-то в облаке.
Непонятно сколько прошло времени. Наверное, они оба отключились и заснули.
— Надо ночью повторить, — без стыда шепчет он.
Атилию это заводит, она хочет продолжения сейчас, но вовремя приходит в себя. Ее уже может кто-нибудь спрашивать. Да, и Сира, наверняка, нервничает. Она вскакивает, поднимает тунику.
— Одевайся, нам пора выбираться отсюда.
Пока он возился с одеждой, Атилия заперла на ключ все открытые сундуки. Маска отца Луция с негодованием смотрела на нее. Только не надо упреков — она уже взрослая девочка, за все вымолит прощение у богов, всем принесет щедрые пожертвования. Забрала лампу и, кивнув маске, вышла.
Замок повесила на засов и закрыла ключом. Германус задвинул на место пифос. Со стороны ничего не изменилось.
Поднявшись, она увидела испуганный взгляд Сиры.
— Клеменс
— Я же ему сказала — все дела на завтра. Найди его и напомни. Пусть не вздумает меня больше тревожить сегодня.
Рабыня поклонилась и убежала выполнять.
— А что, кстати, как моя Фелица? — спросила неожиданно у Германуса.
Он вытянул лицо в удивлении. Такой забавный вид.
— Ах да, я же ее освободила. Она уже не моя. Ну, так как они с Дакусом поженились?
— Собирались. Фелице еще тяжело ходить.
— А знаешь что, раз все так хорошо складывается можно и отметить. Сейчас прикажу, нам принесут вина с сыром и мясом. Ты же хотел. Я отпущу всю прислугу, закроемся в моей спальне. Никто, даже Сира, не посмеет нас потревожить до утра.
Он широко улыбнулся.
— Атилия, любимая, такой ты мне нравишься больше.
Ей хотелось броситься к нему на его мощную шею, прямо здесь, в коридоре, но она сдержалась. Мало ли кто увидит.
Потом была ночь. Бесконечно волшебная и ужасно короткая. Они наслаждались друг другом. Утопали, она в нем, а он в ней.
«Мой, мой и только мой…», — кружилось в ее голове.
* * *
Следующий день все расставил на свои места. Огромная волна из важных и обязательных дел захлестнула ее, понесла, и швырнула в пучину быта и ответственности.
К ночи ей уже не хотелось ни чего и ни кого. К тому же холодный разум возобладал над страстью. Так рисковать собой и своим будущим она больше не желала. Как ни пытался Германус добиться от нее внимания, ничего у него не вышло.
Она поговорила с ним. Попросила перебраться в крыло для прислуги, там была отличная спальня. Туда же отправила и Фелицу с Дакусом. Они должны были на днях переехать к ее отцу на виллу. Атилия выделила достаточно денег для постройки школы гладиаторов и для покупки рабов юношей. Дакус обещал сделать из них настоящих бойцов.
Отец приехал через два дня и они с ней все уладили. Переезжать в Рим он не хотел — городская суета его утомляла. Объявив хорошее приданое, они подыскали жениха для Атилии-младшей. После сбора урожая должна состояться свадьба. Сестричка выглядела счастливой, хотя и напуганной, немного. Атилия навестила родительский дом перед отъездом, побыла денек с родными. Скорее всего, после свадьбы с Антиноем она не сможет их навещать.
Германус остался разочарованным, никак не мог понять ее положения. Вернее понимал, вроде, но принять не мог. Он, все же, собрался уезжать на родину за Альпы на берег Дуная. Она предложила ему денег на покупку фермы — он не взял. Только пообещал выучиться грамоте и написать ей о том, как устроился.
— Прощай, милый Вульфсиг. Да хранят тебя боги, мой волк-победитель.
— Прощай, Атилия. Надеюсь, Юнона не будет гневаться на тебя из-за меня.
Он ушел. Небольшой кожаный мешок, надетый на шест, вот все пожитки, которые были у него с собой. Ей стало немного завидно — он казался таким свободным, ни чем не обремененным.