Римский орел
Шрифт:
Макрон вздохнул, выдержал паузу и натужно поднялся.
— Нет, ребята. Во всяком случае, не сейчас. Малый прав. Если эта поганая телега вообще существует, ей негде быть, кроме как здесь. Мы передохнем, а потом перетряхнем это болото как следует. Будем искать до темноты. Вот не найдем, тогда двинем обратно.
Пиракс выругался и сплюнул Катону под ноги, сверля его злыми глазами.
— Эй, парень, — одернул задиру Макрон. — Это мое решение, не его. А сейчас всем отдыхать. Приказ ясен?
Пиракс, насупясь, молчал. Потом разжал кулаки.
— Я спрашиваю, приказ ясен?
— Да, командир.
— Вот и прекрасно. Садись.
Хмуро
Огорченный сгустившейся атмосферой враждебности Катон отошел в сторону и прислонился спиной к косо торчавшей из болота орясине, но та неожиданно повалилась на землю, и он, замахав нелепо руками, едва не упал вслед за ней.
— Катон! — крикнул Макрон. — Ну что там опять? Неужто ты и минуты не можешь продержаться на своих хлипких ножонках? Клянусь, я видывал в стельку пьяных матросов, двигавшихся ловчее, чем ты.
— Прошу прощения, командир. Я думал, что этот ствол меня выдержит.
— Ствол? — спросил Макрон и посмотрел на орясину. — Никакой это, на хрен, не ствол.
Он нагнулся к жердине. Та, покрытая грязью, лишайником и ошметками тины, все равно выглядела слишком уж гладкой для ствола зачахшего деревца, а когда центурион принялся очищать ее, под рукой его что-то блеснуло. Макрон медленно выпрямился.
— Ну, Катон, — сказал он, — может, ты и не самый шустрый малый из новобранцев, но твоя неловкость тебе только на руку. Да, говоря по правде, и нам, дуракам. Ты хоть понимаешь, что это такое?
Катон покачал головой, слегка смущенный тем, что его деревце ухитрилось обрасти железной корой.
— Дышло, вот это что. А раз оно тут, то разумно предположить, что где-то должна быть и подвода. Давай-ка проверим, так это или не так.
Макрон поднял жердину, подергал, покачал вверх и вниз. Было очевидно, что другой, уходящий в воду конец ее прикреплен к чему-то, засевшему в глубине. Он осторожно положил дышло на землю и повернулся к легионерам.
— Ну, парни, вроде бы нам пофартило! Живо вставайте и дуйте сюда. Наш оптион все-таки не дал маху. Правда, я-то ничуть в нем не сомневался. Я всегда говорил, что он у нас — голова!
Устав римской армии приравнивал нападение на прямого начальника к измене присяге, и потому Катон удержался От искушения влепить своему отцу-командиру хорошего тумака.
ГЛАВА 35
Время шло, а обнаружить хоть какие-то признаки исчезнувшего войска Тогодумна так и не удавалось, хотя к конным разведчикам трех легионов присоединились две вспомогательных кавалерийских когорты, и вся окружающая место высадки территория периодически прочесывалась как вдоль, так и поперек. Веспасиану совсем не хотелось покидать укрепленный лагерь в предположительной близости от противника, численность и местонахождение которого оставались загадкой. Последствия неожиданного нападения варваров на растянувшуюся маршевую колонну страшно было себе и представить, а потому он в сложившейся ситуации поручил командование разведотрядами Вителлию, как самому толковому из своих офицеров, но результат его деятельности был пока нулевым.
А между тем Плавтий, безжалостно теснивший противника, поторапливал. Вот и сейчас он прислал очередного гонца с требованием ускорить отправку к передовой Второго и Четырнадцатого легионов — для поддержания
«Требуется нанести врагу сокрушительный удар, — писал он. — Бриттов надо разгромить, прежде чем они отступят за реку. После этого нам останется лишь разогнать остатки варварских гарнизонов и занять не такие уж мощные укрепления на холмах».
Прочитав это, легат скептически улыбнулся. Командующий почему-то никак не хотел брать во внимание перспективу партизанской войны, а та ведь могла основательно сковать силы римлян и затянуться на годы. Скорый успех кампании был для Веспасиана под огромным вопросом, однако приказ есть приказ. И раз уж Плавтий требует, чтобы Второй легион выступил завтрашним утром, оставалось только надеяться, что он сознает степень риска затеи.
Судя по последним донесениям конной разведки, дороги, ведущие на запад, были чисты, так же как и дороги южного направления, упиравшиеся в обширнейшие, изрезанные озерцами болота. Эти топи, по словам перебежчиков-бриттов, являлись непреодолимым препятствием для сколь бы то ни было существенных войск, ибо пересекавшие их старые гати давным-давно сгнили, а тропы полностью поглотила трясина. Таким образом, потенциальную угрозу мог представлять лишь огромный лесной массив, перекрывавший маршрут движения легиона, однако бриттами вроде бы не пахло и там.
Солнце уже опускалось в колышущиеся волны тумана, когда горстка легионеров добралась до затонувшей подводы, пробившись сквозь торф, тину и пласты древесной гнили. Солдаты, устало ворочавшиеся в вонючей жиже, осознав, что трудились не зря, воодушевились и с новым приливом энтузиазма принялись вытаскивать сундук на твердую почву. Правда, он оказался много тяжелее, чем думалось, и все норовил ускользнуть обратно в топь, однако упорство людей победило. С массивной, окованной железом укладки наспех смахнули грязь и обнаружили, что она целехонька, плотно закрыта и даже заперта на замок.
— Хорошо, парни, но время не ждет. Мы должны погрузить эту штуковину на наш возок и отвезти в расположение легиона.
Катон посмотрел вверх, на небо.
— Скоро стемнеет, командир. Мы не сможем вернуться засветло.
— Пожалуй, да. Но, по крайней мере, выберемся из этой трясины. — Макрон первым взялся за одну из железных ручек. — Ну! На счет три.
Двенадцать человек, кряхтя от напряжения, совместными усилиями затолкнули сундук на заскрипевшую под его весом тележку и, тяжело дыша, привалились к ее бортам. Катон чувствовал дрожь во всем теле и такое изнеможение, какого еще не испытывал никогда. Руки, ноги, спина — все нестерпимо болело. Глядя на лица товарищей, юноша понял, что совершенно вымотаны и они и что вряд ли у них хватит сил выбраться из болота до наступления ночи.
Макрон положил руки на мокрую крышку. Он тоже смертельно устал, но ощущал удовлетворение от сознания успешно выполненной задачи. Когда этот долбаный ящик окажется у легата, можно будет надеяться, что он, легат, не забудет центуриона, руководившего операцией, и замолвит за него словечко в нужный момент. Храбрость и воинское умение давали возможность простому солдату выбиться в командиры среднего ранга, но, чтобы подняться выше, требовались либо исключительная изворотливость, либо чье-нибудь покровительство. Хорошо зная себя, Макрон понимал, что первого у него нет и в помине, зато второе, похоже, ему теперь обеспечено. И он любовно огладил сундук.