Римский орел
Шрифт:
Один из легионеров вскинулся.
— Командир!
— Да?
— Это что же получается? Нас всего дюжина, а действовать предстоит на вражеской территории? — Солдат выразительно сплюнул. — Варвары прихлопнут нас, как мух, вот и все. Это смахивает на самоубийство.
— Будем надеяться, что только смахивает, — ворчливо отозвался Макрон. — Веспасиан сказал, что, по данным разведки, особой активности варваров вблизи того места не наблюдается. Скорее всего, мы с ними просто не встретимся. Главное — сделать все по-быстрому, не привлекая к себе внимания. Работы тут на день-другой.
Легионер помолчал.
— Когда выступать, командир?
— Как только встанет луна. Разойдись!
ГЛАВА 34
К ночи
— Это твоя подорожная. Здесь подпись и печать командующего, так что с нашими патрулями у тебя проблем не возникнет. Правда, я сильно сомневаюсь в том, что бритты проявят к этому пропуску должное уважение.
Макрон без улыбки засунул табличку в заплечный мешок. Шутку трибуна он счел неуместной. Нечего всяким штабным бездельникам посмеиваться над парнями, идущими на рисковое дело, возможно на смерть.
— Что ж, центурион, я полагаю, что ты справишься со своей миссией, какой бы она ни была.
Макрон кивнул.
— Желаю удачи.
Макрон отсалютовал и повернулся к солдатам. Все они стояли недвижно, едва прорисовываясь в тумане, и лишь один хлопотал возле мулов. Те, нелегко перенесшие плавание, били копытами и артачились. Макрон хлопнул одного из них по крестцу древком копья. Мул возмущенно фыркнул, однако повозка стронулась с места. Оси ее были тщательно смазаны, так что движение маленького отряда сопровождалось только мягким шуршанием травы под колесами и тихим шелестом людских шагов. Впрочем, все эти звуки тут же глохли в тумане, а позади уменьшались, истаивая, огни костров.
Катону, родившемуся и выросшему в самом великом городе мира, тишина казалась неестественной и гнетущей, его живому воображению в каждом крике совы или шорохе перебегающей тропу мыши мерещились смертельно опасные бритты, только и ждущие случая наброситься на него. Вышагивая следом за центурионом, юноша не в первый раз позавидовал его уверенному спокойствию. Макрон держался так, будто не сомневался в собственной неуязвимости, хотя изобилие шрамов на его физиономии отнюдь не свидетельствовало о том. Маленькая колонна двигалась все дальше и дальше, минуя пикеты. Караульные спрашивали пароль, пропускали идущих и провожали любопытными взглядами мягко катившуюся за ними повозку. Потом пикеты остались позади, а вокруг отряда сомкнулся холодный, густой туман, окончательно поглотивший все звуки.
Один из патрульных, сменившись, все-таки решил доложить о странном отряде дежурному офицеру, а тот, сочтя происшествие чрезвычайным, осмелился обеспокоить легата.
— Двенадцать человек и повозка, говоришь? — раздраженно переспросил заспанный Веспасиан.
— Так точно, командир.
— Это действительно странно. Не похоже на разведывательный патруль.
— Ничуть не похоже, командир. Я тоже так думаю. Послать за ними вдогонку конный отряд?
— Нет, не стоит. Конница сейчас вся в разъездах, так что у нас на счету каждый всадник.
— Понятно. Как же мне быть, командир?
— Занести этот случай в отчет о дежурстве. И до выяснения считать убывших дезертирами.
— Дезертирами? — Глаза офицера растерянно округлились. — Где это слыхано, чтобы кто-либо отважился дезертировать в незнакомой, дикарской стране? Первые же бритты, на которых они наткнутся, изрубят их в клочья.
Холодный взгляд легата придавил его к полу.
— Дезертиры, я говорю. Которых, в случае их поимки, следует привести прямо ко мне. Скрытно и без каких-либо расспросов.
— Есть, командир.
Как только дежурный ушел, Веспасиан сокрушенно вздохнул. Он чувствовал себя виноватым перед Макроном. Эти люди скорее герои, и уж точно не трусы, но если они не справятся с поручением, придется их устранить. Чтобы не допустить распространения слухов о погребенных в трясине сокровищах, годились любые средства. Легат вновь вздохнул. И усилием воли заставил себя выбросить все это из головы. В
Оранжевый рассветный луч внезапно упал на стол, и Веспасиан, подняв голову, увидел, что свет сочится через щель в боковинах. День предстоял нелегкий, но легат твердо решил выбрать минутку и на все корки распечь того разгильдяя, что дал промашку при установке шатра.
Когда отдаленная линия горизонта стала светлеть, Макрон отдал негромкий приказ, и его люди тяжело опустились на землю. Ночной переход и связанное с ним напряжение изрядно всех вымотали, и теперь солдаты радовались заре, разгонявшей постылую тьму. Их уже дважды в абсолютнейшем мраке сгонял с тропы цокот копыт, но кто скакал мимо, римляне или бритты, так и осталось неясным. Когда первые оранжевые лучи солнца упали на усталое лицо жевавшего полоску сушеной свинины Катона, он обернулся к Макрону.
— Далеко еще, командир?
— Вон оно, то болото. — Центурион указал на равнину, залитую молочным морем тумана, из которого то здесь, то там проглядывали вершины холмов.
— Командир, но как мы будем искать там повозку?
— По карте. Главное, найти рощицу, где тропа совсем сузится. Над нужным нам местом должен торчать большой обгоревший пень. Найдем, не так уж это и трудно.
Глядя вниз, на белесую муть, Катон усомнился в словах командира. Далекое болото с холодной сонной апатией ожидало гостей, будя в душе юноши застарелые детские страхи. Безрадостная картина напомнила ему царство мертвых, каким он воображал его, посиживая на коленях отца. Призрачные, смутно различимые тени деревьев порой становились четкими. Это происходило в моменты, когда легкое движение воздуха на миг разрежало туман.
Покончив с едой, Макрон огляделся. Все вокруг выглядело заброшенным и пустым. Слева, до самого мерцавшего вдалеке моря, тянулась равнина, справа темнели грубо расчищенные под пашню участки, смыкаясь с далеким лесом. Бритты не только убрались с пути наступавшей армии сами, но и угнали весь скот, а свои хижины, похоже, сожгли. «Что ж, — решил Макрон, — нам же лучше».
— Эй, бездельники, — проворчал он, вставая. — Есть работенка. Подъем.
Устало поднявшись с земли, легионеры построились. Центурион пошел вперед, они побрели вслед за ним. Спуск тут был довольно крутым, и мулов пришлось взять под уздцы, чтобы те не ударились в бег. Внизу почва сделалась зыбкой, Катон чувствовал, как она колеблется под ногами. Минута-другая, и маленькая колонна углубилась в белесое марево. Воздух тут же сделался влажным, холодным, а солнце теперь лишь угадывалось за непрестанно сгущавшейся пеленой. На ходу все молчали, и тишину нарушало лишь фырканье мулов да чавканье грязи. Тропа прихотливо вилась по болоту, потом ее понемногу сменила неровная гать. Настолько узкая, что повозка то одной, то другой стороной с удручающей регулярностью стала проваливаться в вязкую жижу. Легионерам теперь то и дело приходилось, отложив щиты и копья, лезть в топь и, напрягаясь, вытаскивать притонувшее колесо, чтобы через минуту освобождать из капкана другое. Вскоре все они вымазались в вонючей, липкой грязи и так устали, что, когда гать подошла к небольшому мшистому островку, Макрон решился на краткую остановку. Все тут же повалились на сырой мох, наслаждаясь покоем. Судя по положению смутно сиявшего в вышине бледно-желтого диска, близился полдень, и, поглядев на вымотавшихся солдат, центурион понял, что гнать их дальше не стоит. По крайней мере, пока они не отдохнут, иначе им не удастся извлечь из болота даже собственные зады, а не то что целую долбаную подводу, которая, кстати, должна находиться не так уж и далеко.