Римское частное право

Косарев Андрей Иванович

Благотворительный характер ссуды показывает, что индивидуализм римского классического права был не безграничным. Трудно, однако, сказать, сколь широко применялся этот институт в развитом хозяйственном обороте.

Договор хранения или поклажи (depositum) предусматривал передачу одной стороной (депонентом, поклажедателем) другой (депозитарию, поклажепринимателю) вещи, имущества для безвозмездного хранения в течение определенного срока либо до востребования.

Договор хранения – тоже безвозмездный, но заключался он не в интересах принимающего (как в ссуде), а в интересах передающего. Поэтому на поклажепринимателя возлагалась ответственность за повреждение вещи (он освобождался от ответственности лишь за легкую вину – все

же договор безвозмездный). В свою очередь, поклажедатель обязан был возместить поклажепринимателю понесенные им в результате хранения расходы.

Высокий уровень разработки правовых вопросов в римском классическом обязательственном праве проявлялся и в том, что различалось несколько разновидностей договора поклажи: хранение индивидуально определенной вещи, вещей, определяемых родовыми признаками, и хранение при чрезвычайных обстоятельствах (при пожаре, землетрясении и т. д.). В последнем случае поклажеприниматель отвечал за сохранность вещи в повышенном размере.

Литтеральные и вербальные контракты. В классическом римском праве литтеральные контракты, ранее представлявшие собой согласованные сторонами записи о кредитах и долгах в приходно-расходных книгах, выходят из употребления. Им на смену приходят долговые документы – синграфы и хирографы. Синграфы удостоверяли, что должник такой-то должен кредитору такому-то столько-то. Документ подписывался составителем и удостоверявшими правильность записи свидетелями. Синграфы получили широкое распространение уже в последний период Республики в связи с предоставлением процентных займов. Позже преимущественное употребление при составлении долговых документов получили хирографы – расписки должников, подтверждавшие получение ими кредита.

Наиболее распространенной разновидностью вербального договора была стипуляция (stipulatio). Основным характеризующим ее признаком было заключение договора произнесением определенных фраз. Ранее это словесная формула.

„Стипуляция есть словесная формула, в которой лицо, которому задается вопрос, отвечает, что оно дает или сделает то, о чем его просили" (D. 45. 1.5. I).

В классическом праве отмирают формальные требования совпадения вопроса и ответа, обязательны словесный характер договора, непременное присутствие сторон в месте заключения договора. Довольно долго признавалось невозможным заключение стипуляционного обязательства между глухими и немыми (D. 45. 1. 1 рr), но со временем, когда в практику вошло составление письменного документа о стипуляции, это требование отпало. Стали возможными возложение обязанности и на третье лицо, не участвующее в сделке, заключение соглашения на иностранном языке (D. 45. 1. 1. 6).

Другим характеризующим стипуляцию признаком был ее абстрактный характер. Действительность стипуляционного договора не зависела от материального его содержания: в форму стипуляции можно было облечь любое обязательственное соглашение.

Наконец, стипуляция была односторонним договором – для кредитора возникало право требовать, для должника – только обязанность исполнить.

Ввиду своей простоты и абстрактного характера стипуляция получила широкое распространение в классическом и постклассическом римском праве, стала предшественницей современного векселя.

Из других разновидностей вербального договора в литературе упоминаются обещание предоставить приданое жениху, а также клятвенное обещание вольноотпущенника в верности и преданности своему патрону с возможным предоставлением ему всяческих услуг.

В сложившуюся систему римского договорного права не вошли натуральные обязательства, безымянные контракты, пакты, обязательства как бы из договора. Однако со временем в силу pacta sunt servanda и они в той или иной мере стали получать правовую защиту.

«Но

если данное дело не включается в какой-либо контракт, но остается сущность договора, то, согласно правильному ответу Ариста Цельсу, обязательство имеется».

Претор говорит: «Я буду охранять договоры, которые совершены не вследствие злого умысла и не вопреки законам, плебисцитам, сенатусконсультам, декретам, эдиктам принцепсов и не в обход какого-либо из этих правил» (D. 2. 14. 7. 2. 7).

Так, по договору мены «… следует признать, что обе стороны оказываются в положении покупателя и продавца, и поэтому каждая сторона может предъявлять иски» (D. 21. 1. 19. 5).

Получают правовую регламентацию соглашения о передаче спора третейскому судье; неформальное дарственное обещание; договор о подтверждении долга; соглашения с хозяевами корабля, трактира, постоялого двора о хранении вещей; ведение дела без поручения; обязательства из неосновательного обогащения; полученное по безнравственному или противоправному основанию и др.

По мере признания безымянных договоров, пактов, обязательств как бы из договора римское право наиболее полно охватывает своим регулирующим воздействием всю систему обязательственных соглашений.

Обязательства из деликтов. Наряду с обязательствами из договоров в классическом обязательственном праве значительное развитие получили обязательства из правонарушений деликтов. Здесь следует отметить тенденцию дифференциации деликтных обязательств, появляются обязательства как бы из деликтов, проводится и более четкое разграничение между частными и публичными деликтами. Ряд деликтов (грабеж, кража со взломом, ночная кража, угон скота) переводится из разряда частных в публичные. Они фактически становятся областью уголовного права. Вместе с тем другие виды кражи, обман, всякого рода посягательства на личность; одно время даже грабеж, все еще относили к частным деликтам. Характерным, однако, было возрастание взысканий за совершение этих деликтов. Появляется также возможность преследования, например за кражу, не только потерпевшим, но и органами государства.

Все более заметной становится и тенденция расширения круга действий, квалифицируемых как деликты. Разработка в праве понятия вины приводит к установлению ответственности в основном за виновное причинение вреда. Тенденция разграничения частных и публичных деликтов находит выражение и в том, что за некоторые виды деликтов ответственность в виде штрафа заменяется возмещением вреда.

Прежде существовавшие деликты – обида (iniuria) и кража (furtum) получают более детализированную правовую регламентацию.

Обида определялась как действие, нарушающее достоинство или телесную неприкосновенность лица: «Обида совершается вещью или словом, вещью – состоит в ударе рукой, словом – без руки».

Если по Законам XII таблиц обидой считали тяжкие повреждения, легкие ранения, побои и устанавливалась ответственность в виде талиона (если стороны не договорятся) или строго фиксированного возмещения, то преторским правом обида общим образом определялась как деликт против личности. Потерпевшему предоставлялся иск для защиты как телесной неприкосновенности, так и чести и достоинства. При этом размер возмещения определялся самим потерпевшим и корректировался претором сообразно «действию, месту и лицу». Прежде существовавший порядок строго фиксированной ответственности за обиду выявил свое несовершенство. (Будто бы некий римский патриций, расхаживая по Форуму, давал каждому встречающемуся по пощечине. За ним шел слуга, который выплачивал за обиду 25 сестерциев). Поэтому претором или судьей стало учитываться, был ли «честный удар» или выражение крайнего пренебрежения, нанесен ли удар при стечении народа, учитывалось и личное восприятие потерпевшего. Кто раньше не предъявлял иск о конкретной обиде (например, пощечине), в дальнейшем утрачивал право предъявлять иск в связи с нанесением такой же обиды. «Нельзя считать претерпевшим беззаконие того, кто однажды согласился с подобным действием».