Риса
Шрифт:
Раздосадованная Риса встала в полный рост, двинулась, не таясь, к месту взлёта тетёрки. Ничего постороннего она не заметила, не учуяла, не услышала. Кто же испугал птицу?
– Карл!
– резко раздалось над головой. Риса быстро посмотрела вверх. Внимательно и недобро разглядывала она своего нового знакомого - старого чёрного ворона.
– Карл!
– басом повторил он. Его надменная поза словно говорила: "Да, это я предостерёг тетёрку. Может быть, и помешал тебе, но ничего не поделаешь, у нас, у птиц, своя солидарность..." Риса долго смотрела на него. Заявлял бы он так нагло о себе, этот Карл, если бы не его большие крылья, которые поднимают его выше самых высоких
Теперь она стала жить по-своему, по-рысьи: днём в основном спала и поэтому редко видела старого Карла, так как он спал ночью. Но иногда Риса его встречала. Появлялся он и хрипло заявлял о себе всегда неожиданно. Всегда лез не в своё дело. И был недосягаем.
Полная луна, совсем недавно ярко-жёлтая, потускнела, посеребрилась. Её края замерцали, будто покрылись инеем. И звёзды потускнели, перестали сверкать синим светом и совсем стали похожи на осколочки льда.
Когда Риса выходила на поляну, она разглядывала звёзды, луну. Хотя знала, что они всегда бывают выше и сосен, и птиц, она всё-таки считала их живыми. Далёкими, незнакомыми, молчаливыми и безразличными ко всему. Но - живыми. Потому что они двигались там, в своём далеке. Даже за короткое время острый глаз Рисы замечал их медленное передвижение. Может быть, и звёзды охотились друг за другом?
Ночь уходила. Уходила и рысь с ночной охоты. Не спеша прошла по каменному карнизу. Постояла. Не заметив ничего опасного, вошла в пещеру и тотчас легла мордой к выходу. Она знала, что любой зверь, учуяв её в пещере, никогда не сунется в этот узкий чёрный проход. Но из врождённого чувства осторожности всё-таки легла головой к выходу. Сон навалился сразу. Длинная и трудная ночь охоты утомила её.
Сон был тревожным. Ей снились волки, окружившие дерево, на котором она сидела. Они никак почему-то не хотели уходить. И вдруг старый Вой, предводитель стаи, полез на дерево! Риса не боялась его одного. Но она ужаснулась во сне. Она вдруг поняла, что волки умеют лазать по деревьям, что ей несдобровать. Кто же поможет ей, если вся стая полезет на дерево?..
– Карл!
– громко ударило по ушам.
Риса проснулась. Этот чёрный старик часто мешал ей днём спать. Но сейчас она была рада, что волки на дереве - только сон и что Карл прогнал страшное видение.
Конечно, рысий сон - это в основном чуткая дремота. Риса всё слышит и во сне. Но Карл ей мешал. Его голос вызывал у неё раздражение, желание выйти из логова, посмотреть: чего это он так разорался, старый кликун? А при случае и припомнить ему всю его дерзость и болтливость.
Спать больше не хотелось. Может быть, её слишком потревожили неприятные видения, и она боялась продолжения страшного сна...
Риса вышла из пещеры. Был яркий полдень. Заснеженный лес, переполненный уже тёплым солнцем весны, был настолько ослепителен, что кололо в глазах. Она зажмурилась и, постепенно открывая веки, долго привыкала к полуденному слепящему свету. И к дневным звукам. Из пещеры эти звуки казались приглушёнными, не такими звонкими, а сейчас они просто оглушали. Птичьи голоса летели со всех сторон. Риса наблюдала за птицами с любопытством. С острым интересом. Ведь она давно уже не видела ничего, что происходит днём.
Внизу, под скалой, на льду ручья появилась норка.
Длинная, тёмная, неуклюжая, она всё-таки быстро бежала большими прыжками, нескладно подбрасывая заднюю часть тела. Пробежав немного, норка встала на задние лапы, вытянулась вертикально, как тонкий и высокий пенёк. Чуть покачиваясь, осматривалась...
А вверху, на ёлках, на высоких ветвях, ссорились четыре вороны. Одна, сидевшая в стороне от трёх других, время
– Карл!
– как окончательный приговор.
Вороны после этого некоторое время молчали. Может быть, их пристыдил спокойный и торжественный голос старика. Или они обдумывали то, что он произнёс или имел в виду. Потом забыли о вороне и возобновили свой скандал.
Рису всё это забавляло. Раздражал её только Карл. Тем, что он всегда был выше всех. Всегда был очень горд, доволен собой - это было ясно по его голосу. И всегда смотрел на Рису свысока.
Рысь медленно шла по звериной тропе, по сверкающему солнечному березняку, и ей казалось, что она попала в другой мир, утерянный в те давние времена, когда она в памятный огненный день ушла от людей. В последнее время она как-то переменилась. Прежде всё живое, что она видела, ей хотелось поймать и съесть, и только очень редко она просто наблюдала - за птицами, например, которые были слишком высоко. Теперь Риса всё чаще останавливалась, с любопытством разглядывала птиц или белок, резвящихся на воле, или норку, как сегодня, - разглядывала, совсем не думая о том, что они пахнут свежей кровью, что они вкусны. Всё чаще её тянуло полежать в пещере, она уставала уже и от коротких переходов, далеко от логова теперь не уходила. Даже пять-шесть прыжков наперерез зайцу хоть чуть-чуть, но уже утомляли Рису.
Весна наступила. Оплывали снега. Длинные усы Рисы шевелились от неожиданно тёплого ветра.
Ручей, который Риса считала своим, уже промыл слой льда, сковывавшего его всю зиму, и вырвался наружу. Талые воды сделали его бурным. Ему некогда было разбираться, что у него на пути, он смывает и отмели, и корни подмывает у деревьев, и становится мутным. Лишь в мирное летнее время ручей, не подмывший ни одного дерева, может быть чистым. И он хранит свою добрую чистоту, чтобы напоить зверя, человека и птицу.
В бурные весенние дни Риса пила из озера, но едва ручей успокаивался, становился прозрачным, она радовалась и приходила утолять жажду только к своему ручью.
3. СТАРЫЙ ВОЖАК
Они приехали в лесной пустующий домик, как только полностью стаял снег. Земля набухала жизнью. Озеро около дома очистилось ото льда, стало прозрачным и солнечным, словно приготовилось к приёму уток. Но пока птиц не было, оно казалось покинутым.
С каждым днём всё вокруг оживало. Проклюнулась молодая трава. На голых ветках берёз набухли почки. И не смолкал, не смолкал птичий гомон.
А люди осматривали ближайшие озёра и лесные участки, проверяли, живут ли барсуки в прошлогодней норе, не ушли ли норки с быстрого ручья, что бежит неподалёку в овраге.
Людей было двое.
Риса сразу заметила их появление. Как-то на рассвете, подходя к логову, она услышала в лесу стук. Громкий отчётливый стук по дереву. Риса замерла. Никто, кроме человека, не мог издавать такой звук. Она это знала. И хотя с человеком у неё были связаны в общем-то добрые воспоминания, всё-таки она насторожилась, почувствовала опасность. В этот день ей плохо спалось. Снилась маленькая девочка - дочь лесника. И те большие собаки, которые жили там, в ушедшем детстве.