Ритм-секция
Шрифт:
Стефани бросила сумки на пол и села на кровать. Пружины заскрипели, а сама она, словно в зыбучий песок, погрузилась в матрас и зарылась лицом в ладони.
Что ей теперь делать?
Сигарета. Сейчас я все на свете отдала бы за сигарету. И за глоток спиртного. А лучше два глотка. Мне бы сейчас стакан водки, желательно двойную порцию. Первую из нескольких последующих за ней. А потом – что-нибудь покрепче, чтобы забрало наверняка.
Я стою на перекрестке. В очередной раз.
Я уже была здесь раньше. Из доступных мне вариантов один я знаю хорошо и чувствую, как
В ноутбуке Проктора была установлена операционная система «Уиндоуз 98». Когда Стефани, еще будучи студенткой, пользовалась компьютером в последний раз, самой последней новинкой была «Уиндоуз 95». Компьютеры никогда ее не интересовали, равно как и те странные души не от мира сего, что были на них помешаны, но основы компьютерной техники она все-таки освоила. И даже удивилась, с какой легкостью и быстротой. Теперь, два тяжелых года спустя, уверенности у нее поубавилось.
Ей потребовалось около двух часов осторожной работы, чтобы освежить память до того уровня, который позволил ей войти в систему.
Вскоре Стефани попался список материалов, которые Проктор хранил в памяти рабочего компьютера: главным образом, файлы с информацией, полученной в ходе первоначального расследования – интервью с семьями и друзьями тех, кто погиб на борту рейса NE027. Она предположила, что там есть и его разговор с Кристофером. Интересно, что брат сказал Проктору? Как он справлялся с этой трагедией последние два года? Лично она делала все возможное, чтобы заглушить память, но брат был не таким. Он привык держать эмоции в себе, и то, что скрывалось в его душе, всегда оставалось для всех загадкой.
На второй из семи дискет, которую Стефани вставила в дисковод компьютера, обнаружился своего рода хронологический отчет Проктора о ходе расследования. Точнее, очередность его встреч с родственниками погибших и их реакция на его просьбу поговорить с ними. Там, где ему отвечали согласием, имелись ссылки на файлы с интервью, сохраненные в главном компьютере. С большинством он говорил только раз, по телефону или лично, однако некоторые люди были опрошены дважды или даже трижды. Хронология также показывала график поездок Проктора и даты встреч. Из отчета следовало, что Кристофера он расспрашивал только раз.
Как оказалось, компьютерный архив также содержал информацию о контакте Проктора в MI-5. Сначала Стефани решила, что Смит был частью первоначального расследования, что он – кто-то из близких одного из трехсот восьмидесяти восьми погибших. Но его имя возникало чаще, чем любое другое. Она была вынуждена пересмотреть свое первоначальное мнение, когда добралась до следующих записей.
10 декабря. Пытался дозвониться до Смита. Телефон отключен.
15 декабря. Позвонил Смит. С этого момента использую внешние телефоны.
6 января. Звонил Смит. Наблюдаю и нахожусь под наблюдением.
Наблюдаю и нахожусь под наблюдением?
Прокручивая скроллом страницы дневника, Стефани перенеслась во времени – и в результате нашла первое упоминание о Смите.
22 июля. Говорил с Бет Марриот, вдовой капитана воздушного судна NE027 – отклонила мою просьбу об интервью. Позвонил некий «друг», сказал, что готов помочь. Будет снабжать информацией.
25
Стефани медленно двинулась дальше, собирая воедино обглоданные косточки полученной Проктором информации. Из сокращенных записей в дневнике было видно, как его первоначальное мнение о Смите постепенно менялось. Похоже, что с каждой новой записью Проктор все дальше продвигался по указанному Смитом пути. Другие контакты – родственники и друзья погибших – стали встречаться все реже и реже, пока наконец 30 ноября их имена исчезли полностью, за исключением первого контакта Проктора со Стефани, который состоялся в середине декабря. Вскоре она наткнулась на два знакомых имени, – Брэдфилд и Кадик. Это тотчас вернуло ее к главным вопросам: кто убил Проктора? Зачем? А что будет с ней? Если квартира Проктора была под наблюдением, то убийца наверняка знал, что она там живет. Вдруг Проктор был убит сгоряча?
На этикетке одной из дискет зеленым фломастером было написано «Смит». Стефани вставила ее в дисковод компьютера. На дискете оказались всего три файла. В одном из них подробно излагалась версия событий, которую Проктору рассказал Смит.
Благодаря доступу к информации о наблюдении MI-5 за предполагаемыми террористами, Смиту стало известно о некоем Цезаре – этим именем он, или же кто-то еще, называл того, кто предположительно подложил бомбу на борт NE027. Было непонятно, входил ли Смит в состав группы наблюдения, которой было поручено следить за Цезарем, или он руководил операцией, или же вообще никак не участвовал в ней, но каким-то образом он о ней узнал. Стефани решила, что такая дымовая завеса была намеренной. Было ясно, что Смит усомнился в уместности такой операции, но начальство к нему не прислушалось. Он утверждал, что и в разведке, и в Скотленд-Ярде знали о пребывании Цезаря в Лондоне. Он также утверждал, что Цезарь – это законспирированный студент Имперского колледжа Лондонского университета, и даже указал специальность, которую тот изучал: аспирантура по химическому машиностроению и химическим технологиям.
Гнев Смита, как отметил Проктор, был неподдельным. И оправданным. Человек, подложивший в самолет бомбу, что повлекло за собой гибель почти четырехсот невинных людей, свободно разгуливает по Лондону, о чем прекрасно знают сотрудники тех учреждений, чья работа состоит в том, чтобы охотиться на террористов и привлекать их к ответственности. Что еще хуже, он выдает себя за студента, проживая за счет правительственных грантов, оплачиваемых британскими налогоплательщиками. Проктор, похоже, был убежден в честности Смита просто по тону его голоса, так как лично они ни разу не встречались.
Во время другого их разговора Смит предупредил Проктора, что тому следует быть осторожным с теми, с кем он говорит. Вопросы к полиции, например, неизбежно передаются наверх, и рано или поздно кто-то внутри спецслужб заметит его имя. Прямой выход на MI-5 или MI-6 исключается сразу – кто знает, каковы будут долгосрочные последствия такого шага? Вывод был ясен. Шагать осторожно, оставаться в тени, шептать тихо.
Я лежу в постели, полностью одетая, под простыней, одеялом и оранжевым покрывалом. Настенный нагреватель включен, но дает лишь скудное количество тепла. Я дрожу, но это никак не связано с тем, что я замерзла.