Ритуальные грехи
Шрифт:
— На удивление, хорошо. Спасибо, — холодно ответила Рэйчел.
— Тобой занимались лучшие целители Люка, они молились за тебя всю ночь напролет. А еще он использовал свой… особенный дар, чтобы ускорить процесс выздоровления.
У нее в голове промелькнули обрывки воспоминаний о прикосновении его рук, они пронеслись быстро, словно стайка летучих мышей, и тут же исчезли.
— Как это мило, — пробормотала она.
— Вобщем, я хочу попросить у тебя прощение. Мне казалось, что ты представляешь угрозу для Люка, и я решил его защитить. Я забыл, что Люк не нуждается в защите. Он сам себе закон, и никто не может
— Ты испугался, что я могу узнать правду о том, что здесь творится на самом деле? — резко спросила она.
Но он и бровью не повел.
— Правда тебе не понравится. Ты ее не поймешь и не сможешь принять.
— А в чем заключается правда?
— В любви. В любви ко всему сущему, — проникновенно сказал Кальвин. Вот только если бы его глаза были не столь черны. Если бы он не был виноват в том, что она чуть не погибла, возможно, тогда Рэйчел и поверила бы коротышке. Да только она никогда не верила в любовь.
— Любовь к Анжеле? — ядовито спросила она. — Кстати, как она поживает? Все еще думает, что я исчадие ада? Или решила, что Люк все же посланник Божий, а я — его раба?
— О, Анжела нас покинула, — ответил Кальвин, соскочил со стула и направился к двери. Полуденный свет исчез, наполнив комнату сумрачной тенью, но Рэйчел не спешила зажечь масляную лампу, стоявшую возле кровати.
— Куда она девалась?
Кальвин помедлил в дверях, выражение его лица оставалось спокойным.
— Она умерла, — сказал он.
И закрыл за собой дверь.
По спине Рэйчел пробежал холодок. Она сидела в темной комнате и боялась шелохнуться. Анжела была здоровой, физически сильной женщиной — следы ее рук до сих пор оставались на шее Рэйчел, как и боль, причиненная этими руками. Она не могла умереть ни с того, ни с сего. Может, она покончила с собой после того, как Рэйчел совершила дурацкий поступок, выпустив ее из комнаты?
А, может, Анжелу убил кто-то другой, наказав за то, что она причинила вред Рэйчел? Или, наоборот, за то, что ее попытка не увенчалась успехом? Боже, кажется, она сама начинает сходить с ума, как бедная Анжела. Ну что за безумные мысли, безумные страхи лезут к ней в голову? И вообще, что здесь творится, черт побери? За всем этим океаном счастливых, улыбающихся лиц притаилась смерть, а Рэйчел даже не знала, кому можно верить. Кто заманил ее сюда с помощью письма, где говорилось об убийстве? Если его написала Анжела, то Рэйчел стала жертвой безумного бреда сумасшедшей, она только зря потеряла время, приехав в Санта Долорес с благородной миссией отомстить злодеям. Кроме того, ее жизни угрожала серьезная опасность.
Конечно, не со стороны завистного неудачника Кальвина. Люк Берделл — вот кто представлял реальную угрозу.
Ее снова охватил озноб, хотя в комнате было тепло. Ей нечего бояться, напомнила себе Рэйчел. Люк не может причинить ей вреда. Он не может заставить ее поверить в свою дурацкую религию — она хороша лишь для экзальтированных клерков, уставших от деловой суматохи Уолл-Стрит. Он отобрал у нее и мать, и деньги, а она все-таки выжила. Конечно, разозлилась, как сто чертей, но несмотря ни на что — выжила. И он был не властен над ее телом. Люк дал обет воздержания, а она вообще не нуждалась в сексе. Вобщем, из них двоих получилась идеальная парочка, усмехнулась Рэйчел.
Нужно запастись терпением. Она пробудет здесь еще несколько дней, чтобы найти того, кто написал злополучное письмо. Если за это время она не встретит никого, кроме сияющих от счастья Людей Люка, — что ж, тогда она сдастся. Может, это нужно было сделать давным-давно. Махнуть рукой на борьбу, распрощаться с законным наследством. И забыть о матери, которой у нее и так никогда не было.
Она бросила взгляд на часы. Они показывали пять часов вечера, время, когда должно было состояться второе занятие из курса ознакомления с путями Людей Люка. Она отстала на один день, но Рэйчел почему-то казалось, что она многое узнала об этих путях Люка вчера вечером, когда лежала в громадной дымной комнате, слушая звуки флейты и вторящие им песнопения. И еще там был Люк, сидевший ближе, чем следовало. Эх, если бы ей удалось припомнить хоть что-нибудь еще!
Но ведь она может спросить Люка. Скорее всего, он промолчит или улыбнется своей кроткой улыбкой, которая вызывала у Рэйчел желание хорошенько врезать ему по зубам. За всю свою жизнь она не ударила ни одной живой души. Ударить — означало к кому-то прикоснуться, и ради чего? Нет, овчинка определенно не стоила выделки.
Вот если бы они оказались наедине, возможно, тогда Люк сболтнул бы что-нибудь лишнее. С ней он вел себя по-другому, от сдержанного спокойствия, которым он одаривал свою паству, не оставалось и следа. Рэйчел собиралась воспользоваться этим различием в полной мере. Нужно было заставить его оступиться. И тогда она дала бы проходимцу хорошего пинка, пускай катится прямо в пропасть!
В столовой не было никого, кроме работников в светло-желтой одежде. Они взглянули на нее, бормоча привычное «благослови», но Рэйчел сделала вид, что их не заметила, и быстро закрыла дверь.
Коридоры тоже казались пустынными. Она знала, что в резиденции находится не менее ста человек — за завтраком в столовой сидела куча народу. Но каждый раз, когда Рэйчел совершала побег из своей «кельи» — все они куда-то девались.
Побег. Сильно сказано, зато в самую точку! Ей хотелось отсюда сбежать, и, слава Богу, если то, что она задумала, займет мало времени. Рэйчел всем сердцем ненавидела Санта Долорес.
Потерпи еще несколько дней, сказала она себе. И если за это время не удастся ничего раскопать — тогда она оставит все так, как есть. Гордость и самоуважение — это все, что осталось у нее в этом мире. Если она сейчас сбежит, как последняя трусиха, то останется ни с чем.
Рэйчел уже собиралась вернуться к себе в комнату, чтобы дождаться, когда ее позовут на обед, но что-то ее остановило. В каменной стене коридора, почти под потолком, располагались окна. Из них лился тусклый свет и доносились слабые птичьи голоса. Здесь же в стене она заметила дверь и, поддавшись внезапному порыву, открыла ее и вышла наружу.
Рэйчел сразу же окутал вечерний холод и запах пустыни.
Сад показался ей неприхотливым, даже каким-то казенным, с тщательно выложенными дорожками, вдоль которых росли чахлые низкорослые сосенки. Явное тяготение к дзэн-буддизму, усмехнулась про себя Рэйчел, ничего лишнего, дабы не нарушать спокойное течение мыслей. Она закрыла за собой дверь и с удовольствием вдохнула свежего воздуха. Казалось, она просидела взаперти целую вечность. Странно, Рэйчел никогда не считала себя любительницей живой природы.