Робер Сюркуф
Шрифт:
— Меня зовут Сюркуф, — подсказал капитан.
— Робер Сюркуф! Теперь я узнал вас! Борода, ореховый загар — и все равно это вы. Дайте же мне обнять вас!
Миссионер поведал Сюркуфу о своих приключениях. До Италии он добрался тогда вполне благополучно и вскоре покинул Европу, чтобы заняться в Индии обращением язычников в святую веру. Он претерпел много невзгод, но хуже всего пришлось ему на борту «Орла». В конце концов, его еще и продали даякам, и те не преминули бы принести его в жертву на каких-нибудь похоронах.
Когда привели пленных посланцев, оказалось, что оба они парни с «Сокола», а от яда погиб англичанин Харкрофт, очертя голову схватившийся с даяками, чтобы завоевать доверие Сюркуфа.
Начались переговоры. Вождь Карима не любил уверток и тратить время понапрасну был отнюдь не расположен.
— Мы хотим побеждать наших врагов, а для этого нам требуется оружие, — без обиняков заявил он. — Я скажу тебе, что ты должен нам дать: ружье, порох и свинец за убитого, ружье, порох и свинец за миссионера. Потом я покажу тебе золотой песок и красивые камни, которые мы нашли в горах. И ты должен мне сказать, сколько ружей, пороха и свинца, топоров и ножей сможешь нам за все это дать. Мы охотно взяли бы также ткани и одежду. Затем мы мирно разойдемся, и я буду рад, если ты придешь снова или пришлешь своего посланца.
Сюркуф был несколько удивлен этим, сулящим немалые выгоды, предложением.
— Ты сказал мудро и честно, как истинно великий вождь. Страна, из которой я пришел, может дать тебе все, в чем ты нуждаешься: защиту от твоих врагов, оружие, одежду, всякую утварь. Твои слова сделали меня твоим другом. Я дам тебе все, что ты требуешь.
Немного спустя Сюркуф со своими людьми и Карима с даяками тронулись в путь. На подходе к морю они увидели, как от «Сокола» отвалили шлюпки, чтобы доставить их на борт. Даяки получили сполна все, что им было обещано и выторговано за золото.
Сюркуф провел в бухте Сакуру три дня и ушел, сердечно распрощавшись с малайцами.
В ПАРИЖЕ
Консульство стало империей, и сделавшийся великим маленький корсиканец окружил себя роскошным двором. Вся Европа внимала его голосу, и только гордый Альбион нарушал стройный лад этого политического концерта.
Французские гавани уже несколько лет были столь плотно блокированы англичанами, что ни единому французскому кораблю не удавалось проскользнуть в море. Блокада существенно стесняла французскую торговлю. Впрочем, и колоний у Франции почти не осталось — они стали английскими.
Планы Наполеона высадиться на побережье Великобритании не сбылись. Не было хорошего флота и людей, чьи имена могли бы стать в одном ряду с британскими адмиралами.
И все же еще в 1801 году Наполеон мог стать владельцем изобретения, с помощью которого нагнал бы страха на Англию. Знаменитый американский механик Роберт Фултон прибыл в Париж, чтобы доказать, что корабли могут двигаться силой пара. Опыты его, однако, тогда остались без внимания. Тогда Фултон уехал в Англию, но и там лавров, увы, не стяжал.
И все же он не оставил свой проект и через два года снова появился в Париже.
Он провел по Сене свой первый опытный паровой бот, но заинтересовать этим никого и на сей раз не смог. Тогда изобретатель обратился прямо к первому консулу и был удостоен аудиенции. Они встретились в кабинете Бонапарта в Тюильри.
— Без сомнения, без силы пара судоходству не обойтись, — сказал Фултон после долгих обсуждений его изобретения. — Маневренность судна возрастет во много раз, ведь оно не будет более зависеть от ветра и парусов. Флот государя, который первым построит паровые военные корабли, сразу станет самым сильным в мире.
Консул выслушал его молча, с саркастической улыбкой на губах, затем взял Фултона за рукав и подвел к окну. Указывая на прохожих, спешащих по своим делам мимо дворца, он спросил с усмешкой:
— Вот, видите новейшее изобретение во рту многих этих людей?
— Вижу, — ответил Фултон. — Это сигары, теперь их начали курить и во Франции.
— Вот-вот! Все эти курильщики — живые паровые машины. Они выпускают пар, и только!
— Осмелюсь заметить, что дым — не пар. Пара при курени сигар не бывает.
— Пар или дым, — брови первого консула сердито насупились: он не привык, чтобы его поправляли, — не всели равно! Откуда в сигарном дыму может взяться сила, способная двигать корабль? Это же смешно!
Наполеон отступил от окна и ледяным тоном произнес:
— Я далек от того, чтобы вверять свою судьбу вашему пару. Мне подробно доложили о сути вашего изобретения, и я вынужден разочаровать вас — я не на вашей стороне.
Фултон вышел. Снова неудача, а он так надеялся на эту встречу. Не на высоте, впрочем, оказался и консул. Наполеон и представить тогда не мог, что полтора десятка лет спустя, ссыльным императором, он с горечью будет вспоминать об этом роковом часе.
Вспомнить же о своем просчете ему пришлось значительно раньше: всего через каких-нибудь полтора года. Провозглашенный к тому времени императором, Бонапарт собрал близ Булони значительные группы войск, чтобы осуществить высадку в Англию. В ответ на это англичане так ужесточили блокаду французских портов, что ни одному французскому кораблю выскользнуть в море больше не удавалось. Морской министр не знал ни минуты покоя и едва ли не ежедневно совещался с императором, не приходя при этом, однако, к обоюдному согласию.
Во время одной из таких бурных дискуссий, когда речь вновь пошла о блокаде французских портов, министр сказал:
— Положение наше, нет слов, бедственное, но тем радостнее узнавать, что не перевелись еще смелые и хваткие люди, способные разжать мертвую хватку британских морских псов.
— Кто это? — сверкнул глазами император. — Неужели Уге наконец-то решился?
Генерал Уге был одним из немногих французских моряков, которым удавались иной раз отдельные операции.