Робин Хобб. Синие сапожки
Шрифт:
Позже девушка очнулась в комнате на постоялом дворе. Она сонно осмотрелась вокруг, подняла свои руки и заметила, что одно из ее предплечий туго перебинтовано. Ее голова также была перевязана, а волосы были острижены на одной стороне черепа. Девушка все еще не помнила, кто она и как сюда попала. В ее комнату вошла девушка и принесла ей на подносе простой завтрак.
– Ты - Тимбал, - сказала ей вошедшая девушка.
– Когда-то ты работала здесь, но ушла несколько месяцев назад. Похоже, ты упала в реку. Или же во время бури тебя избили и оставили умирать. Но не волнуйся, здесь ты в безопасности, среди друзей. Какое-то время назад тебя пытался отыскать Королевский Патруль. Они нашли повозку и упряжь твоего отца, а также людей, которые его
Для девушки это уже было слишком. Несколько долгих дней ей потребовалось на то, чтобы принять свое прошлое, о котором ей рассказывали хозяин постоялого двора и его дочь. Еще больше времени понадобилось на то, чтобы хотя бы начать ходить по комнате не шатаясь. Гиссель, милая девушка, что заботилась о ней, уверяла, что у Тимбал полно денег, чтобы расплатиться за уход, но девушка вскоре решила встать с постели и выполнять на постоялом дворе простую работу. Та казалась ей знакомой и приятной. Ее посещали проблески ее прошлой жизни, и она складывала их воедино как могла. Никто не мог сказать ей, куда она пошла после того, как оставила работу на постоялом дворе, или как попала оттуда обратно, поэтому в итоге она смирилась с тем, что потеряла год своей жизни. Деньги, вырученные от продажи имущества отца, позволили ей сделать небольшие сбережения, к которым она добавляла то, что зарабатывала на постоялом дворе.
Она обрезала свои длинные волосы с одной стороны головы, чтобы те не выделялись на фоне короткой вьющейся поросли, которой быстро зарастал шрам в том месте, где лекарь сшил ее скальп. Вскоре она смогла работать на кухне в качестве кухарки. Она легко заводила друзей среди посетителей и стала любимицей Королевского Патруля, когда тот вернулся в город. Девушка считала, что ее жизнь складывалась хорошо. Ей становилось грустно лишь тогда, когда на постоялый двор приходили петь менестрели. Да и тогда лишь старые песни вызвали у нее слезы.
Через три месяца после того, как ее нашли, девушка как-то прибирала столы, готовясь к вечеру. И тут из замка Тимберрок прибыли хорошие вести. Молодой погонщик крикнул прямо с порога:
– У Лорда Джаста появился наследник!
Тимбал была шокирована ревом одобрения, которым люди отреагировали на эту новость. Казалось, что в эту ночь все жители маленького городка и окрестных селений стеклись на постоялый двор, чтобы поднять там кружку за чудесную новость. Тимбал была занята, бегая туда-обратно между кухней и столиками и лишь из обрывков фраз Гиссель поняла, почему празднование было столь бурным. Люди во владениях Лорда Джаста отмечали отнюдь не рождение ребенка, они уже давно смирились с тем, что их любимый, но искалеченный хозяин не сможет им обзавестись. Они жили в страхе, что земли и имущество лорда Джаста может перейти к его кузену, лорду Спиндрифту. Все знали, что Спиндрифт разрушил все, чем владел, и потянул за собой на дно своих людей, наделав долгов, с которыми никогда бы не смог рассчитаться, и подняв поборы до таких высот, что никто не мог их оплатить.
Поэтому прежде, чем лорд Спиндрифт смог бы предъявить свои права, леди Ласент отправилась к себе домой, чтобы усыновить сына своей сестры. Вместе с ней туда отправился верный ей и ее мужу менестрель, который смог бы засвидетельствовать этот процесс и сделать его легальным. По словам возницы, этот план был придуман давным-давно, просто менестрель поклялся молчать о нем. Леди Ласент на коленях молила свою сестру отдать ей своего младшего сына. По слухам тот был славным и дружелюбным малым с открытым лицом, да к тому же отличным наездником. Поэтому все обитатели замка Тимберрок крайне обрадовались этому событию. Остальные люди из владений лорда Джаста, когда узнали об этом, также присоединились к празднованию.
Тимбал также была этому рада, так как дела на постоялом дворе сегодня шли бойко, и благодаря тому, что этой ночью у людей было хорошее настроение, она получила хорошие чаевые. Имена лордов и леди звучали для нее знакомо, но, наверное, так и должно было быть, ведь она уже работала на этом постоялом дворе еще до несчастного случая. В ее разуме и раньше всплывали какие-то имена и обрывки старых воспоминаний, но все это до сих пор представляло собой в ее памяти полную мешанину.
Поэтому не было никаких причин для того, чтобы в следующие дни ее грусть усилилась. Но это произошло. Посреди ночи она просыпалась в слезах, на нее накатывала необъяснимая тоска, девушка перестала улыбаться шуткам. Она знала, что у нее хорошая жизнь, и каждую ночь благодарила Эду за то, что та благословила ее. Но все же что-то было не так. Поэтому девушка решила обо всем рассказать Гиссель.
– У меня неспокойно на сердце. Я чувствую, что что-то потеряла, что-то очень важное, и не успокоюсь, пока не верну это.
– Ты недавно потеряла отца, - сказала Гиссель, но Тимбал покачала головой.
– Я грущу и урывками вспоминаю о нем. Я помню его лицо в отблесках костра, его руки, что ложились мне на плечи, и даже то, как он учил меня благодарить богиню за каждую хорошую вещь. Нет, Гиссель, я помню достаточно, чтобы скорбеть о нем и оплакивать его. Это что-то другое, что-то, что я потеряла.
– Завтра, - уверенно сказала Гиссель, - мы скажем моему отцу, что нам нужен выходной, и пойдем в Смитфилд. Это ближайшая к нам деревенька. Там мы навестим моих кузенов, так как я хочу, чтобы ты познакомилась с Секом. Думаю, вы понравитесь друг другу, и он поможет исцелить тебя от тоски по твоей потери.
Тимбал отказалась, но Гиссель уговаривала ее до тех пор, пока та не согласилась. Отец Гиссель согласилась дать им обеим выходной, так как зимой дела все равно шли неважно. Но он усомнился в плане своей дочери и сказал ей:
– Сек ухлестывал за дочерью кузнеца. Слышал, она ему нравиться.
Но Гиссель ответила ему:
– А мне нет. Как только Сек увидит Тимбал, то тут же забудет о тощей и сварливой Миссе.
Они отправились в Смитфилд следующим утром на повозке знакомого Гиссель. Тот вез в деревню позднюю капусту и был рад подобрать девушек. Тимбал устроилась в хвосте повозке, а Гиссель села рядом со своим знакомым, и вскоре стало ясно, что и сама она хотела кое-что выгадать от этой поездки, а не только облагодетельствовать Тимбал. Возница даже поцеловал Гиссель на прощание, когда ссаживал их рядом с домом кузенов. Отец Гиссель оказался прав. В этот день Сека даже не было дома, так как он пошел к дому своей возлюбленной, чтобы помочь ее отцу отремонтировать ограду. Но Тимбал это нисколько не беспокоило. Дом кузенов Гиссель был шумным местом, где обитало несколько маленьких детей и один новорожденный младенец. Женщины здесь были столь же дружелюбны, как и Гиссель, и, несмотря на то, что Сека не было, эта поездка все равно подняла Тимбал настроение. Она не хотела уезжать и тянула время, сколько могла. Был уже вечер, когда они отправились на постоялый двор Смитфилда, где знакомый возница Гиссель должен был подобрать их и отвезти обратно. Перед уходом одна из кузин Гиссель сказала ей:
– Ах, если бы я только знала, то отправила бы вас на постоялый двор пораньше, чтобы вы могли послушать немного музыки. Я слышала, что там выступает менестрель. Он высокий и темноволосый, его голос сводит девушек с ума, но он не обращает внимания ни на одну из них! Говорят, он оплакивает свою потерянную возлюбленную, и каждый раз заканчивает свое выступление песней в ее память.
Эта новость вызвала любопытство у обеих девушек, и под легким дождиком они поспешили на постоялый двор. Знакомый Гиссель припозднился, но они все равно сумели отыскать свободный столик в конце зала. Кузина Гиссель была права, на постоялом дворе было полно народу, и в основном это были женщины. Когда девушки вошли, менестрель чинил порванную струну на своей арфе и даже не поднял голову, поглощенный своим занятием.