Робинзон по пятницам
Шрифт:
***
…Утром выяснилось, что у меня классический гнев винограда, в простонародье — похмелье. Все симптомы налицо. Вот тебе и чилийское вино, кстати, самое лучшее в мире. Эх, полжизни за стакан рассола! Я накинула халат и выползла в коридор. Аккуратненько, Эфа, по стеночке, по стеночке, глядишь и до кухни доберешься.
— У-у, какие мы сегодня зелененькие, ну просто квакушка, — громко приветствовал меня Фима. — Чувствуется, погуляла девушка на славу!
— Твое-то какое дело? — вяло огрызнулась я. — Завидуешь?
— Завидую, — подозрительно
На счет триста мы добрели до кухни, где Фима галантно поднес мне стакан рассола. Интересные вещи порой можно откопать в нашем холодильнике. Кто ж у нас такой заботливый, граждане… Я с наслаждением приникла к сосуду с мутноватой жидкостью. Хорошо-то как! Свеженький натуральный рассольчик оказался как нельзя кстати. Эх, видел бы меня сейчас Пургин! Во всей моей героической красоте. И видел бы меня сейчас Федоров! О, надо бы заехать, навестить нашего болезного консультанта. И я опять глотнула рассола.
— Слава богу, порозовела, значит, вернулась к жизни. А теперь садись и слушай.
— Я на работу опаздываю, — взмолилась я.
— Не убежит твоя работа. Лучше о своей безопасности подумай. Ушла из дома, никого не предупредив. Явилась вон, черт знает когда! Мы тут с ума сходили от страха, а ты веселилась всю ночь напролет.
При этих словах меня охватил приступ раскаяния.
— И жабу свою из ванны убери. Совсем совесть потеряла.
Приступ мгновенно прекратился.
— Кто, я?
— Да не ты, а жаба. Соня вчера решила ванну принять. Генку выпустила погулять, улеглась в джакузи. Глаза закрыла, лежит, наслаждается. Вдруг чувствует: что-то на грудь давит. Глаза открыла — жабик твой. Еще и ухмыляется, гад… А Сонька ведь с детства их боится.
— Ну и?
— Ну и заорала, естественно, вскочила, поскользнулась…
— Очнулась — гипс.
— Правильно соображаешь.
— Правда?
— Нет, "Известия", — передразнил меня Фима. — Не веришь, посмотри.
Забыв о похмелье, я рванула в их спальню. Все семейство скорбно сидело вокруг Сони, возлежавшей на кушетке в позе мадам Рекамье. Картину слегка портил белый гипс на левой ноге, задрапированный складками шелкового халата.
— Видишь, Эфа, что ты наделала? — печально укорила меня Соня. — Теперь обезножила я…
— Ох! — синхронно выдохнуло семейство.
— А ведь на мне все хозяйство держалось, — продолжила заплачку тетка.
— Ух! — столь же слаженно подтвердили домочадцы.
— Родненькие мои, — плакалась Соня. — Когда я умру, обещайте жить дружно, не грустить без причины, ну разве самую чуточку…
— А-а-а! — согласились присутствующие.
— Кто теперь обед приготовил, дом уберет, мужа обласкает? — тихий теткин голос постепенно переходил в профессиональные рыдания.
— Ой-ей-ой! — вдруг завыл Фима, осознавший плачевность ближайших перспектив.
— Не плачь, Фима, я тебе домработницу найду, красивую, молодую. Она тебе и обед приготовит, и дом уберет, а захочешь, и приласкает, — ляпнула я. Ляпнула совершенно зря, судя по лицу тети Сони.
— Она еще и издевается! Напустила жаб, крокодилов, пираньи вон из аквариума выпрыгивают, и издевается!
Нет, ну вы видели: я же во всем еще и виновата. Ну, ладно, Жабик — это мое приобретение, признаю. Но Гена и рыбки? Она бы меня еще в мужьях упрекнула.
— И упрекну! — взвилась костяная нога. — Троих не смогла удержать. Двоих порешила. Теперь за моего решила взяться? Не выйдет! Заруби себе на носу, не выйдет! Фима — мой, мой и только мой.
Эк, как ее заклинило. Придется переходить на крайние меры.
— Сонечка, ты только не волнуйся, тебе же вредно, — мой голос частил что твой пулеметчик на передовой. — Ножка болит? Болит. А будешь волноваться, и мигрень появится, а потом и бородавки.
Вопли Сони мгновенно стихли.
— Какие бородавки?
— Обыкновенные. От жаб ведь всегда бородавки бывают. Вон смотри, я его пару раз подержала, теперь все руки в бородавках. — Я махнула перед подслеповатыми глазами Сони рукой, на которой застыли зернышки соленого огурца. — Где он у тебя сидел? На груди? Бедная, ты бедная…
На этом ноте я аккуратно прикрыла дверь и прислушалась. Через секунду тетка завыла с утроенной силой. Ну, просто иерихонская труба! Судя по звукам, родственники стали ее фальшиво утешать. Сработало! Теперь в ближайшие дни она будет терзать кого угодно, но только не меня.
Я весело подмигнула Жбану, гордо восседавшему в затейливой цветочной икебане, украшавшей коридор: мол, прорвемся, малыш! Похмелья как ни бывало. Настроение как в рекламе — отличное! Самое время совершить какой-нибудь подвиг, например, отправиться навестить Федорова в больнице.
***
До больницы я добиралась окольными путями. В нашей стране все важные дела откладывают на понедельник: именно в первый день недели устраивают профилактику на телевидении, именно в понедельник закрываются на переучет нужные магазины, наконец, именно в понедельник начинают ремонтировать городские дороги. Причем все сразу. Я уже два часа кружила вокруг больницы, наливаясь раздражением как скороспелый помидор. Наконец, плюнув на правила, резко повернула, напрочь игнорируя вопли других автомобилистов, и припарковалась сразу же у главного входа. В справочном никого не было: а кто бы сомневался? Пришлось воспользоваться любимым методом нашего народа — методом тыка. Открываешь дверь — задаешь вопрос — закрываешь дверь. И так пока не найдешь искомое. Мне повезло: искомое, то есть Федорова, кто-то уже искал до меня, поэтому мне довольно быстро указали верную дорогу: прямо по коридору, налево и там спросить.
Но спросить я не успела, меня опередила отвратительная бабуська в белом колпаке — симбиоз ночной нянечки и дневной вахтерши.
— Дама, вы куда?
— К больному Федорову. Палата номер шесть.
— А вы ему хто? — Ну, прям Минздрав предупреждает: "случайные связи опасны для вашего здоровья!"
— Я, бабонька, ему все: и жена, и муза, и прокурор. Еще вопросы есть? Вот и славненько! Давайте-ка обойдемся без лишних политесов: я пройду, а вы несете свою вахту дальше. И чтоб муха не пролетела!