Робкий Лев
Шрифт:
Как съездил, где он побывал,
Как встретил он начало года,
Какая там, в Керчи, погода.
Затем последовали шутки,
Раздался громкий дружный смех,
И люди, что молчали сутки,
Как будто совершили грех, —
Мгновенно стали веселей.
И стоило им оживиться —
Зажглись глаза, открылись лица,
И стало в комнате светлей.
«Уж если есть такое диво —
Душа и совесть коллектива,
Так
Хвала Онучину и честь! —
Подумал радостно Роман. —
А внешность – попросту обман!
Хоть пять минут его я знаю —
По-новому воспринимаю».
«А для тебя сюрприз готов!» —
Сказал Онучину Жидков.
«Что за сюрприз?» – спросил тревожно
Евстрат Онучин, осторожно
К ним подошёл. «Роман Борей!
Он тоже Керченских кровей, —
Сказал Жидков. – Ты удивился,
Что твой земляк здесь объявился?»
Как вкопанный, остановился
Евстрат, и рот его открылся!
Белёсый удивлённый взор
Борея изучал в упор.
«Вот уж никак не ожидал!» —
Промолвил наконец Онучин,
Роману долго руку жал
И с земляком был неразлучен,
Беседуя о самом близком:
О городе, таком родном,
О жизни в климате Балтийском.
«А в Питере ты как давно?» —
Спросил Евстрат. «В семьдесят пятом,
Когда не все ругались матом
И жили, Партию любя,
Не отпускавшую руля,
А доллар был слабей рубля.
В краю, культурою богатом,
Прошёл я конкурс в институт —
И словно в царстве тридевятом
Себя почувствовал я тут.
Потом работал на заводе…
Стремился получить чины…
Потом при всём честном народе
Я наблюдал развал страны…
И вот я очутился здесь…
Ну, а в Керчи сестра родная
С двумя племянницами есть,
Кузин и тёток не считая».
Роман умерил слов поток,
Родством с Евстратом увлекаться
Не стал: тому начнёт казаться,
Что без него Роман – никто.
«А как тебе на месте новом?» —
Спросил Онучин земляка.
«Да вот – сижу на стуле… Словом,
Я стол не получил пока…»
Евстрат нахмурился: «Негоже!
Сейчас к Петровичу пойду,
С ним потолкую, как мы можем
Преодолеть твою беду».
И он ушёл. Минут пятнадцать
Отсутствовал, потом пришёл,
Сказал: «Я стол тебе нашёл!» —
И начал переодеваться
В халат, висевший на крючке.
Роман вскочил, за ними следом
Жидков, покончивший с обедом,
Направился, и в закутке,
В каком-то пыльном коридоре
Нашёлся очень старый стол,
И он Роману подошёл.
Жидков ему помог – и вскоре
Стол был поставлен у окна.
Роман теперь – величина!
Как подобает инженеру,
Он для работы атмосферу
Мгновенно создал, сев за стол.
Потом к Евстрату подошёл:
«Теперь готов начать работу.
Тебе спасибо за заботу!» —
«Да разве ж можно земляку —
Да не помочь? – сказал Онучин. —
А ты компьютеру обучен?» —
«На нём работать я могу». —
«Ну что же, мне тогда придётся
Просить компьютер для тебя, —
Сказал Евстрат. – Глядишь, найдётся…» —
Добавил, как бы про себя.
Глава 3. Евстрат Онучин
Да умный человек не может быть не плутом.
А. Грибоедов. Горе от ума
1
Онучин часто выходил
И возле лестницы курил,
И нёс сквозняк из коридора
Тяжёлый запах «Беломора».
Курил он сладостно, взасос,
А если кашлял, то до слёз,
Порой едва не задыхался,
Как только кашель начинался.
Помочь желая земляку,
Роман заметил осторожно:
«Бросай ты эту чепуху!
Так потерять здоровье можно». —
«Ты думаешь?» – спросил Евстрат.
«Конечно, в этом я уверен!» —
«Да я и сам уже не рад,
Давно бросать курить намерен».
Роман был рад от осознанья,
Что он благое начинанье
От всей души осуществил:
Евстрат почти что братом был —
Ведь их теперь соединяло
То, что их жизнь брала начало
Там, под горою Митридат44,
Где камни древние лежат,
Где солнце яркое сияет
И море нежно глаз ласкает,
Стоят большие корабли
У входа в Керченский пролив,
Шипит и пенится волна,
О скалы шумно разбиваясь,
И манит моря глубина,
С просторами небес сливаясь.
Немного дней прошло с тех пор,
Как направлял Евстрат свой взор
На море, улицы родные,
На линии береговые,