Робот и его девочка
Шрифт:
– Георг Никодимович Пяткин, известный драматург, занимавшийся постановкой пьес в нашей потешной палате! Прошу любить и жаловать!
Пяткин приподнял берет и кивнул.
– Позвольте поцеловать вашу руку! – обратился он к Маме. – Разумеется, если ваш кавалер не возражает.
Этот помотал головой. Георг Никодимович вложил Мамину кисть в свою ладонь и имитировал поцелуй.
– Вы очень галантны! – Мама хихикнула.
– Иному не обучен, – констатировал Пяткин. – А скажите, господа, не видится ли вам, что в моём образе чего-то не хватает?
– Мне кажется, – ответил Павлов, – он достаточно элегантный и запоминающийся.
– Я подумываю добавить в него какую-то изюминку. Например, завести себе муравьеда и прогуливаться с ним по городу…
– Изящно! – восхитился Этот. – Где бы ещё его взять, муравьеда-то…
– Да-а-а… – расстроенно протянул Георг Никодимович. – Здесь у нас проблема вырисовывается…
– Господин Пяткин, – мэр решил сгладить ситуацию, переведя разговор, – захотел проехаться по городам нашей Родины с лекциями. Помочь молодёжи разобраться в тонкостях искусства, посеять разумное и вечное.
– Похвально! – профессор повторно пожал драматургу руку. – Значит, летите с нами?
– Почту за честь, – Пяткин снова приподнял берет. – У меня, знаете ли, и личные мотивы присутствуют. Не буду скрывать, что давно искал встречи со всеми вами. Хотелось бы в пути вас расспросить о разном. Есть у меня идейка одна… Для пьесы небольшой. В авангардом стиле. Мюзикл-перевёртыш по мотивам вашей истории.
– А почему «перевёртыш»? – удивилась Мама.
– В том-то вся и соль! – усмехнулся Георг Никодимович. – Зрители учат все вокальные партии и исполняют их из зала, а герои пьесы наблюдают за ними со сцены и аплодируют.
– О-о-о… – восторженно простонал Иннокентий Ферапонтович. – Как же свежо! Талантище, просто талантище!
– Что ж, дорогие мои, – подала голос Офелия Робертовна, – не смеем вас задерживать! Расписание есть расписание, нарушать мы его не вправе. Когда вернётесь, обязательно заглядывайте в гости. Отказы не принимаются.
Ещё минут пять ушло на прощание и пожелания доброго пути, затем друзья наконец-то расстались, и учёный совет в сопровождении драматурга отправился грузиться на борт.
Рязань, 2349 год.
Незабудка всё видела и знала, но искренне завизжала от радости на всю диспетчерскую, когда туда вошли Этот, Мама и Павлов. Пятитысячный, который их и привёз, тоже уже подключился.
– Как же я по тебе соскучилась, мой маленький! – Незабудка обняла Этого руками робота-уборщика.
– Смотри, кого нам удалось из его норы вытащить, – Этот указал на профессора.
– Иван Петрович, рада с вами лично познакомиться!
По странному стечению обстоятельств ранее они никогда не встречались, контактируя строго дистанционно. Павлов учтиво поклонился.
– Так, так, так… – сказал Пятитысячный. – Смотрю, нас пятеро. А не расписать ли нам «пулю»?
– Да ты ж продуешь опять! – Этот хитро мигнул «глазами».
– Посмотрим! – задорно выкрикнул Пятитысячный.
Павлов непонимающе посмотрел на роботов.
– Сейчас в преферанс будем играть, – объяснил Этот.
– Да я в карты как-то не очень, – стал отнекиваться профессор.
– Значит, в кои веки продует кто-то другой, – засмеялась Мама. – Там всё просто. Быстро разберёшься.
– Стойте, но мы же хотели обсудить выбор помощника…
– Потом поговорим, – отрезала Мама. – Сейчас у нас карты, настолки и караоке.
– Подожди-ка, – возмутился Павлов, – ты же говорила, что мы всё быстро обсудим и за один день обернёмся!
– Да? Не может быть. Ты что-то путаешь.
– Расслабься, Петрович, – Этот приобнял его за плечи, – отпуск у тебя недельный. Мы уже всё утрясли и всем задачи нарезали. Не пропадёт без тебя человечество за семь дней.
Павлов задумчиво пожевал губу, а потом спросил:
– На что играем?
Играли на печенье, используя съедобные кругляши в качестве фишек. Павлов, похоже, лукавил по поводу карт. Играл он превосходно, почти не уступая Этому. Через несколько часов все устали и сделали перерыв.
– Как же хорошо, братцы! – Павлов откинулся на спинку стула и потянулся.
– Конечно, хорошо, – подтвердила Мама. – Ну, давайте обсудим вопрос с помощником?
Все согласились.
– Каковы критерии отбора? – спросила Незабудка. – Пол, возраст, специальность, оценки в дипломе?
– Специальность важна, факт, – Павлов почесал подбородок, – но я не думаю, что должны быть какие-то жёсткие ограничения. Я сейчас занимаюсь множеством дел, которые с наукой-то напрямую не связаны. То есть они больше организационные, управленческие.
– А если устроить тестирование? – предложил Пятитысячный. – Даже не тестирование, а что-то вроде экзамена. Ты напишешь список вопросов, требующих реального решения, передашь их в научно-исследовательские и проектные институты, персонал ответит и пришлёт тебе на проверку.
– Его вообще завалит, – возразила Мама. – Помощник нужен, чтобы разгрузить профессора. Проверка же, наоборот, ещё сильнее его загрузит.
– Тогда критерии отбора надо всё же установить, – Незабудка немного подумала. – Например, диплом с отличием, идеальная дисциплина, поощрения на работе. Можно ещё добавить готовность к переезду, но тут, мне кажется, любой согласится работать с самим Иваном Петровичем Павловым.
– Мне не очень нравится вот что, – задумчиво проговорил Этот. – Мы ставим отсечку по образованию и диплому, хотя сами же обучаем в интернатах талантливых детей, чьи способности изначально выше, чем у сверстников. Возможно, есть смысл сделать отдельный отбор среди практикантов НИИ? Какая нам разница, будет ли подросток постигать новую специальность, по которой потом пойдёт работать, в той же Рязани или в Новосибе? Учить всё придётся с нуля. Что взрослому, что юнцу. И, главное, мы в этом случае не отберём готовые кадры у кого-то, заставив перекраивать штатное расписание и срочно доукомплектовывать лабораторию.