Роботы божьи

Марьяшин Сергей

Егор подошел к высоким дверям, за которыми находилась приемная и кабинет директора. Двери автоматически открылись и глазам Егора предстала секретарша Глостина, Ирина. Она сидела за стойкой лицом к дверям и спиной к затемненному светофильтрами окну. Егор оказался единственным визитером. В предыдущие визиты Егор заставал здесь целую очередь страждущих аудиенции сотрудников.

Ирина Сергеевна была миловидной шатенкой лет тридцати пяти, с пышными кудрявыми волосами и острыми чертами лица, придававшими ей сходство с лисой. Она слегка косила, что совершенно ее не портило, а напротив, придавало внешности некоторую изюминку.

Без этого дефекта она выглядела бы слишком идеально. Егор подозревал, что у нее роман с Глостиным.

Увидев Егора, секретарша приветливо кивнула и сказала:

– Леонид Филиппович ждет.

Ее слова прозвенели, как волшебный колокольчик. Мягкий тембр голоса Ирины, его проникновенная глубина и ясность ужасно нравились Егору. Бывая у Глостина, он иногда специально задерживался, чтобы поболтать с ней. Тема беседы не имела значения. Обычно он спрашивал о чем-нибудь, а потом завороженно слушал, как она отвечает, не вдумываясь в смысл слов. Ее речь напоминала звуки чудесного музыкального инструмента, сделанного по превосходящей человеческую инопланетной технологии.

По слухам, замену голосовых связок на искусственные ей оплатил Глостин. Эта операция была чрезвычайно популярной у звезд и богачей. Она стоит сумасшедших денег, в основном из-за того, что новые связки трудно приживаются в горле. После операции под общим наркозом нужно долгое время пить препараты для подавления имунной системы, чтобы организм не отторг чужеродные импланты. Всех деталей Егор не знал; он слышал только, что это ужасно сложно и дорого.

Но результат стоил того. Синтетические резонаторы, которыми Ирина издавала божественно прекрасные звуки, были практически теми же, что используются в речевом аппарате гулловских андроидов. Они отличались лишь системой крепления. Этим-то Ирина и привлекала Егора: слушая ее, он воображал, как купит однажды своего собственного гулловского андроида. И он, - вернее, она, - как прекрасная канарейка, будет петь только для своего владельца, Егора.

Жаль, сегодня нет времени на беседу. Проходя в кабинет Глостина, Егор положил на край стойки небольшой презент - перевязанную красивыми лентами коробочку с газом-релаксантом. Это был "Китайский жасмин", ее любимый запах. Ирина взяла коробку, прижала к носу и глубоко вдохнула, одарив Егора благодарной улыбкой. Женщины любили расслабляющие ароматные шкатулки; он не понимал, почему. Егор пробовал нюхать их, с разными ароматами: приторно-сладким, нежно-цветочным, морской свежести, кисловатыми тонами свежей клубники и бог знает чего еще, и каждый раз оставался в недоумении. Должно быть, эти штуки рассчитаны на женскую эндорфинную систему, поэтому на мужчин не действовали.

Толкнув дверь, - настоящую, дубовую, - Егор вошел к директору. Кабинет был просторным залом с огромным панорамным окном во всю стену. Возле окна висели два кресла и низкий журнальный столик, подвешенные к потолку на толстых рычагах. Пол кабинета был устлан толстым ковром с бесконечно бегущим по поверхности анимированным узором.

Одну из стен закрывали книжные стеллажи из натуральной финской березы, на которых стояли настоящие бумажные книги. Егор знал, что ни одна из них ни разу не раскрывалась, поскольку Глостин, как и подавляющее большинство образованных россиян, не умел читать.

Главной достопримечательностью кабинета был стоявший у стены напротив окна аквариум

высокого давления с уменьшенной копией Кремля на дне. В нем жили уродливые полупрозрачные твари, выловленные на семикилометровой глубине в районе Марианской впадины. Такие аквариумы были последним писком моды у состоятельных людей. Их обслуживание стоило дорого, а заключенные внутри обитатели были поистине золотыми.

Егор боялся этой штуки. Он видел однажды, как подобный аквариум вышел из строя. Нагнетатель сломался и несчастные создания взорвались, разорванные чудовищным внутренним давлением. Он бросил опасливый взгляд на аквариум. Кажется, все в порядке: существа неописуемо кошмарного вида мирно парили над кремлевскими башнями и пирамидами.

У дальней стены, под голографическим портретом президента Домбровской стоял тяжелый стол из красного дерева. Хозяин кабинета спрятался за ним, утонув в огромной кресле из настоящей кожи. На спинке кресла висел небрежно наброшенный пиджак.

Глостин пребывал в прострации. Он неподвижно замер с закрытыми глазами, сцепив в замок лежащие на столе крепкие руки с толстыми волосатыми пальцами. Должно быть, он смотрел новости или разговаривал с кем-то посредством коммуникационного чипа.

Услышав стук двери, директор открыл глаза, увидел Егора и телепатически произнес:

– Приветствую, Егор Сатчитанандович!

Его голос, оживленный чипом, звучал в мозгу Егора властным баритоном. Каков на самом деле голос директора, Егор не знал. Глостин ни разу не воспользовался им за весь год их знакомства.

Сердце Егора упало. Он не любил, когда его называли по отчеству, это напоминало ему об отце. Вдвойне неприятно слышать свое отчество из уст Леонида Глостина. Когда директор обращался к кому-то подчеркнуто уважительно, как сейчас, это могло означать как действительное уважение, так и тонко завуалированную издевку. Егору всегда казалось, что в глубине души Глостин не уважает никого, а его обычная вежливость насквозь фальшива.

"Раскусил, зараза", - неприязненно подумал Егор, борясь с предательским выражением испуга на лице. Спохватившись, он проверил, включен ли семантический фильтр мыслепередачи. К счастью, фильтр работал, Глостин ничего не услышал.

Темноволосый упитанный коротышка немногим за сорок поднялся из кресла, обогнул стол и подошел к Егору, чтобы пожать ему руку. Торчащее между широкими подтяжками брюшко выдавало в нем ценителя хорошей кулинарии. Квадратное лицо с большим мясистым носом и похожими на толстых червяков подвижными губами можно было бы назвать туповатым, если бы не цепко впившиеся в посетителя умные глаза навыкат, водянистые и холодные. Егор знал, что за непривлекательной внешностью директора таится изощренный ум, сосредоточенный исключительно на собственном обогащении.

Глостин с удивлением посмотрел на прозрачные штаны гостя, но ничего не сказал. Он предложил Егору сесть в одно из кресел у окна. Егор сбросил ранец, плюхнулся в мягкое кресло и начал разглядывать величественную панораму Москвы. Верхушки сверкающих пирамид торчали сквозь застилавшее мегаполис море облаков. Нестерпимо яркий солнечный свет смягчался встроенными в стекло светофильтрами. Внизу, под облаками, уже почти неделю шел непрекращающийся дождь.

Директор сел в соседнее кресло. Некоторое время он молчал, разглядывая вместе с Егором лежащий перед ними город.