Роботы зари [Роботы утренней зари]

Азимов Айзек

После того как он вернулся на Землю, она часто ему снилась, но прямо эротически – никогда. В его снах она всегда оставалась недостижимой, как он ни искал ее. Она неизменно была так далеко, что с ней нельзя было заговорить. Если он звал ее, она не слышала. И когда шел к ней, то не приближался ни на шаг – расстояние, их разделявшее, не уменьшалось ни на йоту.

Он понимал, почему она снится ему только так. Ведь родилась она на Солярии и редко встречалась с другими людьми лицом к лицу – только с их трехмерными изображениями.

Элайдж был

для нее запретен как человек, а сверх этого (разумеется) как землянин. Хотя расследование убийства вынудило их встречаться лицом к лицу, она всегда была в глухой одежде, чтобы избежать даже случайного прикосновения. И все же во время их последней встречи она вопреки здравому смыслу слегка погладила его щеку рукой без перчатки. Она должна была знать, что может таким образом получить инфекцию. Он тем более ценил это прикосновение, что оно противоречило всему ее воспитанию.

Со временем сниться ему она перестала.

– Так это вам принадлежал… – растерянно сказал Бейли.

Он умолк и Глэдия докончила за него:

– Тот робот. А два года назад у меня был муж. Все, к чему я ни прикоснусь, погибает.

Неожиданно для себя Бейли провел ладонью по щеке. Глэдия словно бы не заметила его жеста. Она сказала:

– В тот раз вы прилетели спасти меня. Простите, но я должна была позвать вас снова… Входите же, Элайдж. Входите, доктор Фастольф.

Фастольф отступил, пропуская Бейли вперед, а сам вошел за ним. Следом за Фастольфом вошли Дэниел и Жискар, но сразу же с обычной для роботов ненавязчивостью молча встали в пустых стенных нишах напротив друг друга,

Мгновение казалось, что Глэдия отнесется к ним с обычным для аврорианцев равнодушием. Однако, взглянув на Дэниела, она отвернулась и сказала Фастольфу чуть прерывающимся голосом:

– Вон тот. Пожалуйста. Отошлите его.

– Дэниела? – спросил Фастольф, удивленно глядя на нее.

– Он… он слишком похож, на Джендера!

Фастольф обернулся к Дэниелу, и на мгновение его лицо исказилось от ничем не замаскированной боли.

– Конечно, моя дорогая. Простите меня. Я не подумал… Дэниел, пройди в соседнюю комнату и оставайся там, пока мы не уйдем.

Дэниел молча вышел.

Глэдия взглянула на Жискара, словно проверяя, насколько он похож на Джендера, и повернулась, слегка пожав плечами.

– Могу ли я предложить вам что-нибудь перекусить или выпить? – сказала Глэдия, – Кокосовый коктейль, свежий и холодный?

– Нет, Глэдия, спасибо, – сказал Фастольф. – Я просто привел мистера Бейли, как обещал. Но я ненадолго.

– Я выпил бы воды, – сказал Бейли, – если можно.

Глэдия подняла ладонь. Несомненно, за ней наблюдали, так как почти сразу в комнату бесшумно вошел робот со стаканом воды на подкосе и вазочкой, полной чего-то вроде крекеров с розовой шишечкой на каждом.

Бейли не удержался и взял один, хотя и не представлял себе, чем может оказаться это угощение. Происхождение, конечно, земное: вряд ли на Авроре люди едят хоть что-то из скудной исконной биоты. Или синтетическую пищу,

если на то пошло. Тем не менее земные источники пищи могли со временем претерпеть существенные изменения либо благодаря специальной селекции, либо под воздействием новой природной среды. Ведь Фастольф сказал за завтраком, что к аврорианской кухне надо приобрести вкус.

Он был приятно удивлен. Что-то островатое, пряное, но восхитительное. Он тут же взял второй крекер, сказал роботу «спасибо», хотя тот продолжал бы невозмутимо стоять сколько угодно времени, и забрал у него стакан вместе с вазочкой.

Робот ушел.

День уже начинал клониться к вечеру, и в западные окна били красноватые солнечные лучи. Бейли показалось, что дом был меньше дома Фастольфа, но выглядел бы веселее к уютнее, если бы грустное лицо Глэдии не одевало все унынием.

Конечно, это могло ему просто почудиться. Да и как может казаться веселым и уютным здание, которое якобы служит людям жилищем и укрытием, а само со всех сторон открыто Вне, подстерегающему за каждой стеной. Нигде ни намека на покой многолюдия, общности. За каждой внешней стеной, крышей, полами – неодушевленный мир. Полный холода. Холода!

И холод нахлынул на Бейли, едва он вспомнил свое положение, (Встреча с Глэдией на миг заставила его забыть грозную дилемму.)

– Садитесь, Элайдж, – сказала Глэдия. – Извините что я немного не в себе. Во второй раз я оказалась в центре всепланетной сенсации, а для меня и первого раза было более чем достаточно.

– Я понимаю, Глэдия, – сказал Бейли. – Пожалуйста, не извиняйтесь.

– А вы дорогой доктор, пожалуйста, не считайте, что вам следует уйти.

– Ну-у… – Фастольф взглянул на временную ленту на стене. – Я останусь, но ненадолго, дорогая моя, – меня ждет работа, которую необходимо сделать, хоть рухни небеса. И тем более что меня поджидает скорое будущее, когда мне вообще не придется работать.

Глэдия заморгала, словно удерживая слезы.

– Я знаю, доктор Фастольф. У вас страшные неприятности из-за… из-за того, что произошло тут, а я веду себя так, словно думаю только… только о собственных неудобствах.

– Я постараюсь справиться со своими трудностями, Глэдия. И пожалуйста, не считайте себя виноватой. Возможно, мистер Бейли сумеет помочь нам обоим.

Бейли только стиснул зубы, услышав это, а потом сказал угрюмо:

– Я понятия не имел, Глэдия, что вы каким-то образом причастны к случившемуся.

– Как будто могло быть иначе! – сказала она со вздохом.

– Вы владеете… владели Джендером Пэнеллом?

– Ну, не совсем. Доктор Фастольф мне его одолжил.

– Вы были с ним, когда он… – Бейли замялся, ища слова.

– Когда он умер? Можно, мы будем говорить «умер»? Нет, не была. И сразу скажу вам, что в то время в доме никого не было. Только я. Я обычно бываю одна, Почти всегда. Привычка, воспитанная на Солярии, вы ведь не забыли? Конечно, это чисто добровольно. И вы сейчас здесь оба, и я ничего против не имею… почти.