Род Волка
Шрифт:
Судя по всему, процесс тотальной стирки – замывания следов вчерашнего, только начинался: из лагеря подходили все новые женщины и совсем молодые девочки с ворохами грязной одежды. Некоторые были уже обнажены, другие раздевались на берегу. Семен смотрел на них и все больше и больше убеждался в том, что никакой патологии у них нет и в помине – они по жизни такие! То есть получается, что мужики с древнейших времен как бы и не изменились: ну, измельчали в земледельческих обществах, а потом опять укрупнились. А вот бабы… Такое впечатление, что вот эти принадлежат просто к какой-то иной породе (или это следует назвать типом телосложения?), которая в исторические времена бесследно
«Вот ведь в той, моей, современности, – рассуждал Семен, – у разных народов представления о женской красоте разные. У многих, кстати, считается нормой, если стройная хрупкая девушка, выйдя замуж и родив ребенка, превращается в бесформенный мешок с салом. Между прочим, именно у этих народов (пальцем показывать не будем – все и так знают) культивируется многодетность и строжайше табуируется нагота женского тела (вплоть до лица!). Но все это различия мелкие, поверхностные, на уровне, так сказать, моды. Пока европейские женщины носили платья до пола, никому и дела не было, какой длины и формы их ноги. Африканская девочка отличается от скандинавской, по большому счету, только цветом кожи. Здесь же имеет место иное: короткие кривоватые ноги, широкий таз и неплохо развитый плечевой пояс. Насколько можно судить по представленным здесь дамам, подкожное сало у девочек начинает бурно нарастать в области живота и ягодиц с момента полового созревания, а груди, наверное, их догоняют после первой беременности. Правда, после нее, скорее всего, начинает копиться и внутриутробное сало. В общем, тяжелый случай… Или, может быть, нескольких месяцев воздержания мне уже недостаточно, чтобы любая женщина казалась красивой?»
А еще Семену сильно хотелось искупаться, но весь пляж был занят. Он же вчера так и не удосужился выяснить, как у них тут обстоит дело с наготой. Вот женщины явно ее не стесняются, хотя прекрасно видят, что он уже полчаса сидит на бугре и рассматривает их. Одна даже как бы поманила его и сделала жест, который в русской культуре считается непристойным. «С другой стороны, – стал рыться в памяти Семен, – в пещерах и на скалах древние рисовали мужчин если не голыми, то уж с торчащим членом обязательно. И живет здесь добрая половина населения в общих жилищах – вряд ли у них там отдельные комнаты для каждой семьи. Да и с семьями как-то не очень понятно. А уж что они сегодня ночью вытворяли… А вот пойду и искупаюсь! Как там у Макаревича: „Не стоит прогибаться под изменчивый мир – пусть лучше он прогнется под нас!..“ В конце концов, как-нибудь выкручусь – не убьют же…»
Он обошел туземных дам так, чтобы оказаться выше по течению, чем их постирочная, покосился на ближайшую безразмерную матрону, которая к тому же была явно беременной, скинул рубаху и полез в воду. Она оказалась на удивление теплой, и Семен поплыл вверх по течению, чтобы не бултыхаться на виду у женщин.
Резвился он, наверное, минут пятнадцать – двадцать. Потом лег на спину и дал течению нести себя вниз – к пляжу, к одежде. Когда его, наконец, вынесло из-за кустов, картина перед ним предстала странная. Вся женско-девичья публика бросила стирку и расселась полукругом возле его рубахи – ну, как в театре, блин! Причем одеться никто из них, конечно, и не подумал.
Когда Семен понял, что они просто ждут его выхода в голом виде на берег, от досады и удивления он чуть не хлебнул воды: что прикажете делать в такой ситуации? Собственно, никто никаких агрессивных действий в отношении его персоны не предпринимает, на невинность тоже не покушается – ну, интересно людям! У них же тут ни выставок, ни музеев, даже на балет сходить некуда!
Весь жизненный опыт подсказывал Семену, что нужно
Семен подгреб поближе, встал ногами на дно и медленно побрел к берегу. Когда вода стала ему по пояс, толстая, пузатая матрона, сидящая на берегу на корточках, заявила соседке:
– Что я тебе говорила?! Весь голый, только на груди чуть-чуть! – Как бы в подтверждение своих слов она раздвинула колени пошире и помочилась в песок.
– Может, у него спина волосатая?
– Не, спина тоже голая, только ноги слегка поросли – сейчас увидишь!
– Есть у него на животе волосы, – возразила другая тетка. – Светлые только и мало.
– Дура! – оборвала ее беременная. – У него там волос меньше, чем у тебя на сиськах!
– А большой у него? – поинтересовалась совсем молодая женщина или девушка, расположившаяся во втором ряду.
– Нормальный, – пожала плечами знаток Семеновых прелестей. – И волосы там как у всех.
Под этот неспешный разговор Семен сделал еще несколько шагов вперед, и девушка пискнула:
– Ой, какой маленький! А ты говорила…
Молодежь захихикала, а Семен испытал острейшее желание залезть обратно в воду или хотя бы прикрыться. Огромным усилием воли он удержал свои руки на месте и продолжал медленно идти к берегу. «В конце концов, когда девушка в прозрачной кофточке и мини-юбке цокает каблучками мимо группы бездельничающих мужчин, она наверняка знает, а то и слышит, что они говорят друг другу по ее поводу. И ничего – никто от этого в обморок не падает, истерик не закатывает. Или, может быть, дамы получают от этого удовольствие?»
Между тем зрительницы постарше занялись обсуждением серьезной научной проблемы:
– Это у него от воды съежился.
– С чего бы? Она ж теплая!
– Да у них в любой сжимаются, если долго плескаться.
– А может, ты что спутала? Может, такой и был, а?
– Не, я точно видела: когда в воду шел, большой был.
– Дуры вы, бабы! Какая разница, какой он, когда висит, главное, чтоб стоял!
– Да! Да! И вообще, может, у него, когда встанет, с локоть будет!
– Гы-гы! – хрипло рассмеялась морщинистая, складчатая старуха (лет тридцати, наверное?). – А ты подойди и подергай, может, гы-гы, встанет! Тогда и увидим, гы-гы!
– Заткнись, старая жаба! Будешь еще меня учить! Сама…
«Чувырлы, уродки, – думал Семен, выходя на берег. – Так и комплекс неполноценности на старости лет заработать можно! Пошли вы к черту, толстомясые! – Он подобрал рубаху и стал напяливать через голову. Шкура липла к мокрой коже и никак не хотела надеваться. – Специалистки, блин! Не мальчик же – столько женщин поимел в жизни, и никто не жаловался! Все довольны были…» – успокаивал он себя, одергивая рубаху сзади. Успокоиться не получалось, потому что за спиной здравых мыслей мелькнула больная и подленькая: «А может, врали те подружки? Или, скажем так, были не совсем откровенны? А эти режут правду-матку…»
От жилищ к берегу шел Черный Бизон. Был он совершенно голым, не считая обуви и густой черной шерсти, покрывающей все тело. Заметив его, женщины немедленно вскочили и бросились к своим шкурам, мокнущим в воде у берега.
– Что это ты тут устраиваешь, Семхон?
– Я?! – удивился Семен. – Я-то ничего не устраиваю. Пошел искупаться, а они собрались вокруг и давай обсуждать, где что у меня растет да какого размера.
– Так разогнал бы! Не знаешь, как это делается?!
– Ну-у… Неудобно как-то…