Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61
Шрифт:
В ответ из-под кровати традиционно зарычало.
– Нэ просто малэнкий, а прямо нано-какой малэнький, да?! – Отозвалась Оксана с нарочитым грузинским акцентом. Санитар одарил Поцелуеву неодобрительным взглядом, как если бы в присутствии доброго великана кто-то мучил котёнка.
– Нана! Красивое имя! – Умилился старичок-психиатр. – Означает: нежная, добрая… А вы, Наночка, рычите. Доктора покусали. Расскажите, Наночка, что вас беспокоит. Мы вас не обидим. Мы вам поможем. Мы всё-всё поймём.
Под кроватью молчало. Но уже хотя бы
– Вы, Наночка, стали мамочкой. Вы, мамочка-Наночка, сейчас в компании ваших добрых друзей. Добрых и сильных, – он кинул мимолётный взгляд на санитара. – Добрых и сильных друзей, которые никому вас не дадут в обиду.
Санитар уверенно кивнул в никуда, как кивает в никуда преданный пастуху северо-кавказский волкодав. Оксана открыларот, но старичок-психиатр окоротил её жестом. А ведь он сидел к ней спиной! Вот ведь!
– Расскажите нам, Наночка, что вас напугало?
Шуршание. Все насторожились. Кроме старичка-психиатра, который, согнувшись, кажется уже в три погибели, заглянул под кровать. Его глаза лучились светом, озарившим подкроватное логово… нет, не зверя, а – нашкодившего ребёнка. Без малейших признаков помешательства.
– Он меня убьёт! – Всхлипнула Наночка-мамочка, потянувшись навстречу психиатрическому свету, и пустила слезу.
– Никто вас, Наночка, не убьёт. Мы ему не позволим! – Старичок протянул Нане руку. – Ну, выбирайтесь же, радость моя! Вы, конечно, сущее дитя, но не собираетесь же вы пылиться тут вечно вместе с чужими тапочками за компанию, правда?
Нана несмело протянула маленькую ладошку навстречу ветхому ангелу.
Что-то это напоминало Поцелуевой. Ну да! Сикстинская капелла. Ватикан. «Сотворение Адама». Вот только недавно они с Родиным…
В этот момент в коридоре раздался топот, крики акушерок, похожие на вопли чаек при дележе недоеденного, – и в палату, преодолевая сопротивление, ворвался грузный невысокий мужчина очевидно грузинской наружности. И подкроватное дитя человеческое отдёрнуло руку, так было доверчиво протянутую к свету жизни.
– Где эта шлюха малолетняя?! – Зарычал взлохмаченный сизый посетитель.
Но не успела Оксана – в очередной раз! – рта раскрыть, – как хулиган нежно и ловко был фиксирован громадным санитаром. Оксана не уловила ни малейшего движения. Просто – раз! – и скандалист был обезврежен. Только ножками в воздухе болтал.
– Если вы пообещаете мне не буянить и не сквернословить, я разрешу поставить вас на пол. – Ни на секунду не изменяя ласковым и доверительным интонациям, сказал седенький сухонький старичок-психиатр.
– Да я!.. Да она!.. Опозо… – хрипел мужик, продолжая болтать ногами в воздухе в полуметре от пола.
– Андрей Потапович, не будете ли вы столь любезны вернуть гражданина в естественную среду обитания?
Андрей Потапович был любезен. Но, как только гражданин обрёл почву под ногами – он снова попытался выразить свой непонятный пока Поцелуевой протест, очевидно адресовавшийся подкроватной Нане, сидевшей снова тише мыши. Психиатр сделал санитару бровушками – и сизый снова взлетел.
– Вы не находите, что конструктивный диалог возможен только в тишине и покое? – поинтересовался старичок, и не думая изменять своей позе, всего лишь подняв взгляд вверх.
Багровеющий гражданин, прорвавшийся в отделение через все кордоны, кивнул.
– Вот и славно.
И старичок снова отдал санитару невербальный приказ: опустить. Потапыч послушался, но ворот подопечного пока придержал в лапе. Внимательно просканировав буяна несколько мгновений, старичок-психиатр скорее констатировал, нежели уточнил:
– Вы – отец Наны.
Мужчина кивнул. И снова-здорово стал брызгать слюной:
– Принесла в подоле! Проститутка! Да я…
– Ну как же вы можете говорить такое о своей дочери! Которую вы назвали нежной и доброй! Вас как зовут?
– Автандил, – как-то очень быстро представился мужчина. Возможно от удивления тому, что странный дедуля в белом халате, сидящий на полу, знает значение грузинских имён.
– Прекрасное имя! – Старичок-психиатр аж ахнул от восторга. – Означает: «Сердце Родины». Сердце Родины, родившее нежную и добрую. Как красиво!
Старичок мечтательно уставился в окно, мимо Оксаны Анатольевны, которая наблюдала за происходящим с некоторым недоумением. Но решила ни во что не вмешиваться. В конце концов психиатр – вот он. Пусть и разбирается.
– А я – Пето Бердианович.
Он протянул Автандилу руку. Так и не вставая с пола. Потапыч слегка наклонил мужика, всё так же удерживая его за воротник. Рукопожатие состоялось.
– Нет, я давно уже Пётр Валерианович, конечно же. Но на самом деле я – Пето Бердианович. Пето – камень. Бердиа – дарованный богом. Забавно. Камень, дарованный богом. Моя семья живёт в России с тысячу восемьсот первого года. Переехали аккурат после упразднения династии Багратидов – по их же, заметьте, просьбе. И перехода Грузии под протекторат Российской империи. Но вы грузин, вы знаете нашу историю. У нас сохранилась традиция называть детей грузинскими именами. Предки и потомки очень трепетно, да-с… Так что по паспорту я – Пето Бердианович. А так – Пётр Валерианович. Удобней. Наверное…Поздравляю вас, Автандил! Вы стали дедом. Быть дедом – это прекрасно! Я когда первый раз стал дедом…
– Да у неё мужа нет! Учёба – не окончена! Мать – с ума сойдёт! – Перебил Автандил старичка-психиатра. Было видно, что он уже куда спокойней. Хотя горячка ещё не прошла. – Квартиру ей снимали в центре города, как человеку! Ничего для неё не жалели!
– Когда я первый раз стал дедом, – безмятежно продолжил седенький сухой психиатр, – у моей дочери не было мужа. И когда я второй раз стал дедом – у моей дочери не было мужа. И даже когда я третий раз стал дедом – у моей дочери всё ещё не было мужа. Скоро я четвёртый раз стану дедом – и…