Роддом. Сериал. Кадры 14–26
Шрифт:
– Весёлые вы ребята! – просипела Егорова. И выпила стаканчик до дна.
– А теперь, дорогая, можешь посидеть немного с нами, если чудесная Елена Александровна, учитель, а не какая-то там конченая пользовательница инъекционных наркотиков, не возражает против такого соседства. Только – чур! – не танцевать! Даже если очень захочется. Впрочем, если меня не подводит мой опыт, то ровно через пять минут вы захотите баиньки. И будете спать сладко-сладко до самого-самого утра. А может быть даже до полудня. Нормальных людей бут вырубает мягко и ненадолго. Но увы, Оксана Егорова, вас сложно назвать нормальной.
– Я не возражаю, пусть сидит. Она же тоже человек! – подала чистый и звонкий голосок Елена Александровна.
– Ах вы ж моя ласточка! Можно я
И Святогорский действительно поцеловал молоденькую роженицу Елену Александровну. Потом все, кроме Татьяны Георгиевны, выпили шампанского. И даже повторили. А Оксана Егорова действительно очень скоро отправилась спать в свой изолятор. Смена, наконец, вздохнула спокойно. И все тут же поклялись на журнале резервных доноров, что материться не будут больше никогда-никогда! Например, целый месяц. Потому что ну реально же уши у всех завяли!
– Татьяна Георгиевна, а почему вы не пьёте шампанское? – поинтересовался интерн, когда удалось, наконец, спровадить слишком общительного Аркадия Петровича на пятый этаж.
Они сидели на ступеньках приёмного покоя, прижавшись друг к другу и постелив под себя один из синих байковых халатов «для выхода».
– Я от него, Саша, дурею. Дурею окончательно и бесповоротно. Совершенно себя не помню. И уж тем более не помню, что творю. Так что не пытайтесь напоить меня шампанским. Вам же разбираться с последствиями. И уж тем более, никогда не пытайтесь подсыпать мне в шампанское ГОМК – вы можете не сдюжить!
– Отчего же?
– Ах, вы не в курсе! Александр Вячеславович, в главном корпусе, на кафедре анестезиологии и реанимации Святогорский регулярно читает лекции курсантам, повышающим квалификацию. Сходите как-нибудь. Это песнь песней, как Аркадий Петрович рассказывает о ГОМК!
Татьяна Георгиевна вскочила, приняла пафосную позу и, достаточно хорошо пародируя ораторскую манеру Святогорского, произнесла:
– ГОМК, он же оксибутират натрия, он же «бут», он же «буратино», он же «ксюха» – препарат со странной, я бы даже сказал мистической судьбой. С момента его открытия прошло почти полвека. Скончался его папаша, французский исследователь Анри Лабори. Казалось бы – вот она, самостоятельная жизнь! Но! Но до сих пор клиническое применение оксибутирата натрия официально разрешено лишь во Франции, в Италии и на постсоветском пространстве. Являясь в нашей стране абсолютно законным средством из арсенала анестезиологов и интенсивистов, ГОМК как анестетик, точнее как гипнотик, тем не менее, всегда отличался выраженной необычностью, нестандартностью, располагаясь особняком в ряду препаратов для наркоза. Ещё в восьмидесятых, желая поглубже разобраться в фармакологии этого препарата, я перебрал около сотни номеров американского журнала «Anesthesiology» и нашел лишь одну маловыразительную статейку о применении оксибутирата, кажется, при зондировании сердца у детей. В британских и канадских журналах я вообще не встретил ни одного упоминания о буте, при том что остальным анестетикам были посвящены десятки и даже сотни публикаций. В толстенном справочнике «Drugs in Anesthetic Practice», составленном известным американским анестезиологом Викерсом, мне встретилась одна-единственная характеристика оксибутирата: «К сожалению, этот отличный препарат недоступен для американских анестезиологов». Причину такого глухого информационного вакуума я понять не мог. Было совершенно ясно, что дело тёмное… Ну и так далее! – она рассмеялась. – Аркадий Петрович действительно очень образованный, очень умный и очень глубокий человек. Про совершенное знание английского и французского языков я даже промолчу. И если он считает, что этой Егоровой надо было выпить ГОМК именно с шампанским – ему я верю. Верю, что она не будет блевать. Верю, что она не возбудится сексуально сверх меры, потому что ГОМК – о да! – отменный афродизиак. Растормаживающий гипнотик, хо-хо! Это вам не стакан виски.
– Вы сейчас очень красивая, Татьяна Георгиевна, – прервал её интерн.
– А что, обычно, Александр Вячеславович, я не очень красивая?
– Вы
– Примерно так, Саша, мне когда-то давно говорил мой покойный муж. Его звали Матвей. Много лет назад он погиб в автокатастрофе… Зачем я говорю всё это какому-то интерну? – Мальцева вздохнула и снова уселась на ступеньку. – Ну, выкурим ещё по одной и пора возвращаться в родильный дом. Чтобы не застудить себе всякие важные органы. Вы не обижайтесь на «какого-то», пожалуйста.
– Я не обижаюсь! – ответил он ей совершенно спокойно и протянул прикуренную сигарету. – Я обязательно пойду послушать лекцию Святогорского о буте. Сейчас мои знания о нём, признаться честно, ограничиваются тем, что этот препарат – гипнотик метаболического действия, что он самый мощный из известных стимуляторов гипофиза и даже однократный его приём сопровождается подъёмом на несколько часов уровня соматотропного гормона в десять-пятнадцать раз. И что он анаболик не только опосредованного, но и прямого действия. Культуристы и тяжелоатлеты уже давно используют ГОМК в качестве биоактивной пищевой добавки для увеличения уровня этого самого соматотропного гормона. Оксибутират натрия увеличивает физическую выносливость и аппетит, что также полезно для будущих монстров. Я знаю множество парней, использовавших ГОМК в дополнение к стероидным циклам. Но сам я этим никогда не занимался. Я знал, что нужно есть. И что есть «железо». Этого было достаточно, – он улыбнулся.
– Ух ты! – искренне восхитилась Татьяна Георгиевна. – Я в интернатуре понятия не имела о ГОМК ровным счётом ничего. Да и сейчас я, в принципе, ограничиваюсь знанием необходимым и достаточным. Знаю, что он способствует расширению шейки матки, снижает беспокойство, увеличивает силу и частоту сокращений матки, увеличивает чувствительность миометрия к окситоцину. Он не угнетает дыхание у новорождённых и даже оказывает антигипоксический эффект, особенно при обвитии пуповиной… Ладно, идёмте, Саша. И спасибо вам.
Слава богу, что он не спросил чего-нибудь дурацкого: «За что же спасибо?!» – а просто молча поднялся, подал ей руку, подобрал синий байковый халат «для выхода» и открыл перед ней двери.
– Как Егорова, Вера?
– Спит, как дитя! И даже слюни пускает. Она, Тань, собственно, и есть дитя – ей всего двадцать три года, представляешь? Боже-боже, какой только гадостью люди себя не травят.
– Ладно, Вера Антоновна, давай Елену Александровну на кресло…
Молодая учительница и героиновая наркоманка родили в одно и то же время.
Елена Александровна родила доношенную здоровую розовую девочку, весом 3600, длиной 52 сантиметра, с оценкой по шкале Апгар в 8—10 баллов. Она, в точном соответствии с предсказаниями Святогорского, спустя ровно пять часов после распития шампанского сдалась на эпидуральную анестезию. И даже в потужном периоде вела себя интеллигентно. Дочери Асечке учительница Елена Александровна обрадовалась неимоверно.
Оксана Егорова родила недоношенного гипотрофичного синего мальчика, весом 1900, длиной 45 см, с оценкой по шкале Апгар 7–7 баллов. Измучить никого более не успела, потому что проснулась ровно за час до потужного периода. Как она себя вела – лучше не уточнять, помятуя о данной сменой клятве. Посмотрев на безымянного сына, героиновая наркоманка Ксюха горько заплакала.
Святогорский ушёл домой с ночного дежурства не сразу после пятиминутки. А только после того, как курируемые им в качестве анестезиолога дамы разродились. И вовсе не потому, что ему что-то «светило» от хорошенькой молоденькой учительницы, поступившей по направлению ЖК или же от вконец опустившейся потребительницы инъекционных наркотиков. А потому что с такими людьми, как Аркадий Петрович, не надо света.
Хотя когда они, наконец, добираются до кровати – им все становится совершенно пофиг. Хоть операционную лампу врубайте.