Родео Лиды Карякиной

Сабинина Людмила Николаевна

Она безразличным взглядом скользнула по сумке с книгами.

— А-а… Как там гость наш, сидит? Не убрался еще?

— Сказал, завтра уезжает.

— Я не про то. Ночует он у приятеля, вот и жду, уберется когда. Попросилась у Марии Николаевны посидеть.

— Да ты сиди, сиди. Хочешь, чаю принесу?

— Пили уж, Мария Николаевна угощала.

Мы с Виктором уселись на койку.

— На работу, значит, поступаешь? — задумчиво сказал Дельфин.

— Ага. Только очень трудно устроиться. То

есть устроиться-то можно, да куда хочу, туда не берут, а где берут, там, пожалуй, не справлюсь…

— А куда ты хочешь? — спросил я.

— Мало ли… Не решила пока. Педагогом хотелось быть, да без образования, сами знаете…

— Зря школу бросаешь, — огорченно сказал Дельфин. — Можно сказать, сук рубишь, на котором сидишь…

— Вот и была бы педагогом, — поддержал я. — Без образования все-таки нельзя. Приходи к нам в девятый, а? Отметки ведь нормальные…

Лидка встала. Показалось мне, что она выросла за последние дни. Правда, после экзаменов я ее еще ни разу не видел. Стала выше ростом и вроде похудела.

— Нельзя мне в школу. Сами видите, работать должна. Мишка мал, его дорастить надо, мать больная. Только она скрывает, а я-то знаю, что больная.

Она шагнула к своей жакетке на вешалке у двери, вытащила из кармана сигареты.

— Курите? Я курю, только, чур, секрет!

Мы с Витькой закурили для компании, правда, скоро нам надоело глотать дым, и мы притушили свои окурки.

Лидка в своем черном свитере и потрепанных джинсах, с огоньком сигареты у губ казалась какой-то непривычной и странно обаятельной.

— Зря ты куришь, Лид, — сказал Витька. — Терпеть не могу, когда женщины курят.

— Да? А я терпеть не могу, когда мне делают замечания, — резко ответила Лидка. — Дошло?

Она беспокойно зашагала по комнате, наконец нашла себе место — уселась на корточках у стены. В полумраке попыхивал огонек сигареты.

— Заладили: «школа, школа», — расстроенно заговорила она. — Будто и сама не знаю, что десятилетка нужна. И отец твердит: «Школа». Знал бы он, каково маме.

— Разве он не помогает?.. То есть материально? — промямлил Дельфин.

— Смех один. Сначала скрывался, потом приходить стали гроши какие-то. Я была против. И чтобы не приезжал. Мать: «Ладно, ладно», а выяснилось, что эти копейки все-таки брала. Ненавижу всякое крохоборство! Смотреть противно.

— Это не крохоборство, это закон, — осторожно сказал Дельфин. — Положено — бери.

— Плевать я хотела! — Лидка тряхнула головой, темные спутанные пряди взметнулись и закрыли половину лица. В сумраке сердито поблескивал один только глаз да рдел огонек сигареты.

— А что, если работать и учиться в вечерней школе? — сообразил я. — Многие так делают. Почему бы и тебе?

— Точно, — обрадовался Дельфин. — Только работу надо найти попроще, успевать чтобы…

— В этом году учиться, во всяком случае, не придется. Надо матери помочь. Чтобы напрочь освободить ее от… Словам, от копеек этих.

Мы помолчали. Комната вдруг озарилась синими и сиреневыми бликами, это на крыше кинотеатра напротив вспыхнули рекламные огни.

— А у тебя тут здорово, — одобрила Лидка. — Современный интерьер, ничего не скажешь!

— Да, ловко устроился, — Дельфин хлопнул меня по плечу. — Я уж и то уроки делать к нему бегаю. Привык.

Я согласился с ними, что действительно у меня тут красота.

— Ходила куда-нибудь насчет работы или нет? — спросил Дельфин.

— Ходила. Только все неудачно. Во-первых, не везде берут шестнадцатилетних, во-вторых, все-таки надо что-то уметь. Восемь классов и ничего не умею. Решительно ничего. Ну, скажите, чему только нас учили в школе? Чему?

Она беспокойно задвигалась на своем месте, огонек сигареты потух. Поднялась, шагнула к окну и выбросила окурок в форточку.

— Нет, кое-что все-таки умеем, — усмехнулся Дельфин. — Во-первых, дисциплину соблюдать, потом, конечно, читать-писать. Стихи наизусть помним: «Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя». Еще про помещиков знаем Пульхерия Ивановна, Афанасий Никитич. Барщина, оброк и так далее.

Мы все трое расхохотались.

— А столярка? — напомнил я.

— Да-а, столярка, — подхватила Лида. — Я, например, пестик для толчения картошки выстрогала. И одну ножку для стула. Правда, кривая получилась.

Мы снова расхохотались и смеялись до тех пор, пока смех не иссяк. На шум явилась мама, заглянула к нам.

— Вы что это в темноте сидите? — Она включила свет.

Сразу сделалось скучно, и лица у нас такие обыкновенные. Как в школе. Дельфин поздоровался с мамой и тут же собрался уходить.

— Вот что, — сказал он. — У меня тетка в зоопарке работает. В лаборатории. Спрошу ее, нет ли у них в зоопарке для тебя местечка. Завтра же съезжу.

— Разве в качестве экспоната, — горько пошутила Лидка.

Витька ушел.

Мы с Лидой проводили его до угла, потом пошли разыскивать телефонную будку. Надо было позвонить к ним, справиться, ушел ли отец. Я набрал номер. Сердитый Мишкин басок сообщил, что отец все еще сидит.

— Ну и пускай сидит, — нахмурилась Лидка.

— Пойдем к нам, — предложил я. — Поужинаем. Телик включим.

— Да нет, я, пожалуй, домой.

Мы вместе дошли до подъезда, и тут Лида сказала мне, чтобы я шел домой, а ей надо еще забежать в булочную. Я понял — она просто хотела отделаться от меня, потому что было уже одиннадцать и булочная, конечно, давно закрыта.