Родина-2
Шрифт:
– Конкретнее.
– Объединённые силы ополчения, дружины Заозёрного и наших силовиков на сегодняшний день уничтожили всех…
Капитан торжествующе прокашлялся.
– Всех бывших заключённых с рудника, разбежавшихся во время бунта. Шестьсот двадцать душ.
Народ одобрительно зашумел. Каторжане за полгода вольницы успели наворотить такого, что жалости к ним и их семьям не испытывал никто.
– Заодно, частью постреляли их баб, – Заместитель Верховного смущённо почесал нос. – А частью – нахрен вывезли. На островок. Полста миль к востоку. Пусть
– Это жестоко. – Егорова поджала губы, а из задних рядов пришелестело.
– Да пошла ты…
– Шевцов. Что с переписью? Управились? Докладывай.
Палыч вздохнул и с трудом поднялся. Нога, простреленная бандитами при нападении на посёлок, до сих пор болела.
– Да сядьте вы!
Палыч благодарно кивнул.
– Что получается. За полгода от рук преступников на хуторах и в посёлках погибло почти четыреста человек. Сильно конефермы пострадали. Их разграбили в первую очередь. Сейчас собрали уцелевшие кадры, лошадей пособирали, где могли. Одну ферму восстановили. ДОК сгорел.
– О людях, Палыч.
– Женщин много изнасилованных. Всего зарегистрировано почти пятьсот случаев. Вспышка венерических заболеваний сейчас. Врачи делают что могут. Сильно помогают ваши.
Шевцов помолчал и будто выплюнул.
– Федералы.
Дубинин слушал и офигевал. Оказывается, пока они там у себя в медвежьем углу тихо-мирно жили, здесь бушевала настоящая война! С сотнями жертв. А они – ни сном, ни духом. И 'папаша' хренов! Мог бы предупредить. Хорошо, что хоть автоматы оставил. Докладчик заговорил о его хуторе и Саша, встрепенувшись, вернулся на совещание.
– Последний случай. Хутор Дубровка, на побережье. Полностью сожжён. Убиты все жители. Кто это сделал, мы пока не знаем. Думаю, одна из тех банд, что мы недавно уничтожили.
Народ удивлённо и встревожено загомонил – уничтожение целого хутора со всеми жителями было случаем из ряда вон выходящим.
Шевцов криво улыбался, глядя на Кузьмина.
– И ХОДОК тоже… убит.
В зале повисла тишина.
'Ай да Палыч! Молодец! Знал, но ничего и никому…'
– Какой ходок? Он же умер… – Марина растеряно оглянулась на Кузьмина. Зал взорвался вопросами и криками.
– ТИХО! – Дубинин с изумлением понял, что это крикнул он. Все присутствующие с не меньшим изумлением обернулись к неизвестному мужику – тот поднялся на ноги и коротко поклонился.
– Разрешите представиться, Дубинин Александр. Хозяин хутора Дубровка. Я расскажу вам про Максима. Про Ходока.
Глаза собравшихся заинтересовано заблестели.
– Дело было так…
Макс остервенело скрёб своё тело пучком травы, сидя прямо посередине реки. Голышом и на виду у всех. Рядом, прижатая камнями, полоскалась одежда. Ну как одежда. То, что на нём было надето это… это… это…
Макса бросило в дрожь. ЭТО было на нём надето!
Блять! Блять! Блять!
Макс от омерзения заорал и принялся терзать свою кожу в три раза активнее. Он сидел в мелкой и вонючей речке, все берега которой были завалены горами мусора. Вода была мутная и пахла чем-то очень нехорошим, но Максу было наплевать. Сейчас это было БЛАЖЕНСТВО!
Он выполз из канализационного коллектора, как только пришёл в себя и очнулся. Руки дрожали, ноги подгибались. Но он всё равно выполз на белый свет, сопровождаемый равнодушными взглядами соседей. Это была Алма-Ата! Какой район это был, он не знал, но эти силуэты гор ни с чем нельзя было спутать. Память вернулась разом.
Вся его жизнь вплоть до того момента, когда ТАМ на них бросились неизвестные люди и его охранник, пожав плечами и глухо матюгнувшись, выстрелил ему в грудь.
Максим, подвывая от ужаса, содрал с себя кишащую живностью рубашку. На тощей груди, возле сердца, красовался старый шрам. Со следами кондовой штопки. С безумным видом он осмотрелся. Промзона. Частный сектор. Пыль. Грязь. Смог. ААААА! Впереди была речка.
Распугивая своим видом редких прохожих, грязный, заросший бомжара, торопливо ковылял к мосту.
'А что дальше то? Как я здесь оказался?'
Рука, судорожно сжимавшая пучок травы, замерла. Максим огляделся внимательнее, заметил среди куч мусора дохлую собаку и сморщился.
– Это, бля, Шанырак какой-то. А это, наверное, Большая Алматинка.
Большая Алматинка на этой северной окраине города, густо заселённого репатриантами из Монголии и прочими приблудами, уже не имела гранитных берегов и скамеечек вдоль набережной, зато могла похвастаться целыми мусорными островами. Некогда прекрасные поля и теплицы пригородного совхоза в лихие девяностые были самым наглым образом захвачены аульным людом валом валившим в столицу. И сейчас это место, носящее святое имя – Шанырак, было загажено так, что власти уже всерьёз задумывались о том, что бы пригнать сюда бульдозеры. И пару танков. Ибо местные будут сопротивляться на всю катушку.
Смыв липкую грязь и как следует прополоскав волосы и куцую бородёнку, Максим приободрился и принялся размышлять вслух.
– Так. Алматы. Лето. Жрать хочу.
Макс осторожно глотнул водички прямо из реки.
– Денег нет. Документов нет. Одежды…
Он посмотрел на полощущиеся штаны.
… тоже нет.
Мужчина поднялся на ноги, обернул задницу мокрой тряпкой и почапал прямо по воде в сторону видневшихся на горизонте небоскрёбов.
'Что за родители такие! Убивать таких надо! Отпустить ребёнка одного в таком районе!'
– Девочка, не бойся, я только позвоню с твоего телефона и всё.
Девочка только дрожала, с ужасом глядя на утянувшего её под мост бомжа. По русски она, похоже, почти не понимала. Максим, в свою очередь, несмотря на папу – казаха, по казахски и двух слов связать не мог. Он приложил палец к губам.
– Тихо.
Девочка залилась слезами и закивала. Макс почувствовал, как стыд заглушает чувство голода.
'Да что ж такое!'
Максим отошёл на два шага и уставился на телефон. Календарь показал десятое мая тринадцатого года. Он удивлённо присвистнул и показал экран девочке.