Родная Кровь
Шрифт:
И тут я испугалась, шагнула назад и наступила на ногу... оказавшегося за моей спиной орка. Куда делся мой дед, стоявший рядом, я не поняла.
Черная фигура протянула ко мне свои одеяния, те развевались на ветру, ветер слышно трепал куски черной материи. А рук не было! Вот диво! Были тряпки, везде. Просто моток рваных черных тряпок без малого намека на тело. И еще... я услышала снова странный звук - фигура вновь шипела.
Неожиданно раздалась орочья речь. Я отвлеклась от разглядывания черных тряпок. Обернулась на голос. Хано поднялся на ноги и сейчас стоял. Это он говорил. Орочьего языка я не понимала. Вернее понимала немного, но это было раньше,
Черная куча тряпок перестала тянуть ко мне свои, не пойми что, и двинулась в направлении Хано. Подошла к нашему смотрящему. И как шла? Ног я не разглядела. Я наклонила голову вбок, так мне было лучше видно, что происходит у столбов. Иначе черный балахон, неожиданно возникший возле меня, мешал увидеть и столбы и Хано с седлом на земле. Зачем ему тут седло?
В следующую минуту к столбу подвели женщину. Раньше я ее не видела. Орк, что ее привел, держал в руке веревку толщиной в мою руку, конец веревки был продет в железный обруч, надетый на шею женщины. Длинная темная коса почти до коленок, яркий, зеленый наряд и голые ступни ног. Это все, что мне удалось углядеть, за мешавшей хорошо видеть, черной фигурой.
Эта странная фигура... да! Такое мне пришлось лицезреть первый раз в жизни. Одни тряпки рваные и разговаривают! Диво!
Минутой позже женщину подвели к столбам, к ней приблизилась черная фигура. Наклонилась к самому лицу женщины, и раздался ее крик. Женщины, а фигура больше не шипела. Толпа свенов на ее крик начала активно что-то выкрикивать свое. Каждый по отдельности и все разом. Молчал стоявший у столба Хано, да еще молчали все мы - люди и окружавшие нас орки.
Итогом шумного общения стало то, что женщину втянули за веревку на капище и прикрутили к осиновым столбам.
А дальше черная фигура начала резать непонятно откуда взявшимся ножом эту женщину. Я смотрела. В какое-то мгновение от криков терзаемой жертвы просто оглохла.
Очнулась от запаха гари, дыма, крики не смолкали.
Невесту отдали мертвому богу, и он принял сей дар. Жена теперь...
Что было потом, я плохо запомнила. Точнее будет сказать, я ничего не запомнила. Хотя нет, я запомнила запах... горящего мяса.
Такого ужаса, я еще не испытывала! Даже в ночь похищения.
Этот запах я запомнила на всю жизнь. Огонь еще долго поддерживали, все время подкладывали небольшие порции сосновых веток. Невеста Чернодера давно перестала подавать признаки жизни. Можно было рассмотреть сквозь невысокое пламя ее скрюченную, почерневшую фигуру. Все и смотрели с жадным вниманием, гомонили голоса. Никто не расходился. Стояли и мы. Очень близко. Я кожей ощущала жар близкого костра, искры все время кидало в нашу сторону, как будто огонь мечтал добраться и до нас, так близко стоявших у огня. А еще на нас все время смотрела черная фигура, которая никуда не делась.
Ветер неожиданно усилился, жаром от костра дыхнуло прямо в нашу сторону. А я в этот миг вздохнула, и мои легкие обожгло огнем. Закашлялась и меня толкнул в плечо дед Орис:
– Леара, нам надо уходить.... Пошли дети.
–
Три дня, прошедшие со дня весеннего равноденствия я пролежала в горячке. Немного пришла в себя, и дед попытался меня покормить, не вышло - меня вырвало. Запах жареного, горелого, просто горячее рядом вызывали у меня приступы удушья и истерику. Дед измучился со мной. Под одеялом меня трясло, раскрытая я замерзала еще сильнее. Пот градом катился с меня. Я лежала на всем мокром. В какой-то момент дед раздел меня догола и переодел в сухое. Я начала срывать с себя надетую сухую одежду. Связав меня веревкой и прикрутив для надежности еще и к кровати, дед куда-то ушел. Его долго не было, а я могла только мычать. Мои маленькие сестры и братец боялись ко мне подойти близко.
Дед вернулся не один. Ко мне на кровать присел лекарь, а за его спиной я увидела Хано. Все! Истерика началась с новой силой. Перед глазами все и так плыло, а стоило мне закрыть глаза, как вставала картина божественной свадьбы.
Отпустило меня не скоро. Следующие три дня были самыми тяжелыми. Опять началась горячка. На шестые сутки, вернее на шестую ночь был кризис. Я так металась на кровати, что растянула веревки и ушедший немного передохнуть дед, нашел меня на полу. Но я была уже холодной. Жар спал. Я выздоровела. Ну, почти.
Орк не появлялся. Лекарь тоже больше не зашел. Проведя в постели еще три дня, я наконец, выползла на воздух и тем же утром пошла на работу.
Никто на мой приход не обратил внимания. Молча встретили, молча, не говоря ни слова сунули в руку пустое ведро. Кое-как, все время, потея и спотыкаясь, я принялась за свои повседневные обязанности. Неделю умирала от слабости. Вторую неделю приходила в себя, еще неделю спустя меня вновь усадили в седло.
Глава 5
После того памятного дня, когда Хано за мной приехал на двор конюшни, я каждый день пробовала ездить верхом. Пробовала я долго. Целых две недели.
Еще через неделю я научилась держать равновесие или просто ходившая подо мной кобыла сжалилась над несчастной? Не знаю, но я смогла самостоятельно проехаться вдоль ограды огромного загона и не упасть ни разу.
Каждое свое падение я встречалась с землей с одной мыслью, что это последнее, что я запомню. Нет, не выходило... Я падала, кобыла сразу останавливалась, а ко мне подбегали, ругаясь очень красочно и непонятно. Поднимали на ноги и закидывали в седло. Кобыла, получив меня на свою спину, трогалась вперед и через какое-то время я снова встречалась с землей. Каждый раз надеясь, что это в последний раз.
И вот я снова в седле. Опять!
Я ухватила поводья. Падать не хотелось. Я еще была сильно слаба, но моего желания не спросили. Почему-то родного и знакомого каждой кочкой загона сегодня не было. Мою рыжую кобылу под уздцы вывел в голое поле сам старший конюх Лидс и, не сказав ни слова, отпустил удила.
И ушел.
Уже выехав на поле, я в первый раз обратила внимание, что весна вступила в свои права и все кругом цветет - желтые гнезда ползунков, зеленые побеги молодой травы. Сколько же я болела? Спасибо деду, что возился со мной, болезной. Участия лекаря в своем выздоровлении я не заметила. И после его ухода мне было очень плохо.
Хано тоже я вспомнила. Засунула себе за пазуху руку. Засаленной рубашки на мне не было. Куда она подевалась? И давно ли ее нет на мне? Я хоть убей, не помнила.
Обернулась в направлении конюшни. Отъехать я успела уже прилично. Вернее это моя рыжая кобыла ушла от конюшни прилично в поле. Я повернулась и посмотрела, куда везет меня лошадь - в лес. Я одна. Никого рядом!
Я обернулась еще раз. Решительно подобрала поводья, развернула кобылу в направлении конюшни. Неожиданно со стороны леса раздался стук копыт.