Родная страна
Шрифт:
— Что за черт? — тихо спросил я.
Энджи хихикнула:
— Чей-то арт-проект. Обеденный стол возле мусорной ограды.
— Эй, привет, — послышался голос из темноты. От стола отделилась тень, вспыхнула электролюминесцентная проволока, и перед нами появилась девушка с ярко-фиолетовой шевелюрой, в кожаной куртке с обрезанными рукавами. — Добро пожаловать.
Возле нее нарисовались новые тени, они тоже превратились в людей: три девушки, одна с зелеными волосами, другая с синими, третья…
— Привет, Маша, — сказал я.
Она слегка помахала мне:
— Познакомься с моими спутницами. Собственно говоря, ты с ними уже встречался. В тот день, когда взорвался
Ну да, верно. Эти девчонки тоже играли в «Харадзюку Фан Мэднесс», были в одной команде с Машей, и мы столкнулись с ними в Тендерлойне, за пару минут до того, как неизвестные злоумышленники взметнули на воздух Бэй-Бридж. Как бишь я их тогда назвал? «Леденцовая команда».
— Рад снова видеть вас, — сказал я. — А это Энджи.
Маша слегка кивнула в знак признания.
— Подруги любезно разрешили мне воспользоваться их обеденным столом для короткой беседы, но я не хочу тут задерживаться надолго. Слишком много народу меня разыскивает.
— Зеб здесь?
— Отлить отошел, — ответила Маша. — Скоро вернется. Но давайте уже начнем.
— Давайте, — подала голос Энджи. С той минуты, как я поприветствовал Машу, она стояла рядом со мной, словно оцепенев, и мне подумалось, что, возможно, она далеко не в восторге от этой встречи. А с чего бы ей радоваться?
Маша повела нас к противоположному концу стола, подальше от подруг. Мы сели, и я разглядел, что корзины, которые я поначалу принял за хлебницы, на самом деле наполнены любимой едой хиппи — полуфабрикатами длительного хранения, которые предпочитают хиппи: цельнозерновые булочки из «Трейдера Джо», органическая вяленая говядина, пакетики домашней овсянки с орехами и изюмом. Высококалорийная еда, которая не расплавится на солнце. Маша перехватила мой взгляд и сказала:
— Подкрепляйся, для того оно тут и лежит.
Я вскрыл пакетик вяленой говядины (сунув упаковку за пояс, чтобы потом выбросить в лагере; превращать подаренную еду в мусор считается очень дурным тоном), а Энджи взяла булочку. Маша потянулась через весь стол, приоткрыла стеклянную дверцу фонарика и задула свечу. Мы превратились в черные кляксы среди черной ночной тьмы, далекие и невидимые.
Чья-то рука — Маши — во тьме схватила меня за локоть, ощупью двинулась вниз, сунула в ладонь что-то крошечное и твердое, отпустила.
— Это USB-флешка, очень маленькая. На ней крипто-ключ, которым открывается четырехгигабайтный торрент-файл. Его можно скачать с The Pirate Bay и c десятка других торрент-трекеров. Файл называется insurancefile. masha.torrent, и его контрольная сумма тоже записана на этой флешке. Буду очень признательна, если ты скачаешь его и раздашь, а также попросишь остальных сделать то же самое.
— Значит, — заговорил я, обращаясь в темноту в той стороне, где сидела Маша, — где-то в сети гуляет огромный торрент-массив с некой зашифрованной информацией, и ты хочешь, чтобы я в случае чего обнародовал этот ключ для его расшифровки?
— Да, примерно так, — ответила Маша.
Я попытался представить себе, что может содержаться в этом зашифрованном файле. Компрометирующие снимки? Корпоративные секреты? Фотографии инопланетян из Зоны 51? Доказательство существования снежного человека?
— Что здесь? — спросила Энджи. Ее голос звучал слегка натянуто. Я видел, что ей не по себе, хоть она и старалась этого не показывать.
— А тебе очень хочется знать? — поинтересовалась Маша. В ее голосе не слышалось вообще никаких эмоций.
— Да уж, будь уверена, что очень, если не желаешь, чтобы мы сразу бросили эту штуку в огонь. С какой стати мы должны тебе доверять?
Маша ничего не ответила,
— Послушай, — сказала Маша. — Когда я была, ну, типа, внутри ДВБ, мне довелось многое узнать. Многое повидать. Много с кем пообщаться. И с некоторыми из этих людей я до сих пор не потеряла связи. Не всем в ДВБ нравится смотреть, как Соединенные Штаты превращаются в полицейское государство. Те люди — они просто делали свое дело, старались поймать настоящих преступников и бороться с настоящим криминалом, предотвращать настоящие катастрофы, но при этом им довелось повидать много такого, с чем они совсем не согласны. И в конце концов ты сталкиваешься с такими кошмарами, что не можешь больше смотреть на себя в зеркало, если не попытаешься что-то с этим сделать. Поэтому ты, например, скопируешь какие-нибудь файлы, накопишь улики. И станешь думать про себя: «Рано или поздно кто-нибудь поднимет голос против всего этого, а я тихонечко сплавлю ему эти файлы, и тогда моя совесть очистится и я прощу себя за то, что состоял в организации, творившей столько гадостей». И тогда случается вот что. Человек, с которым ты когда-то работал, который поставил не на ту лошадку и был вынужден уйти в подполье и скитаться, человек, которому ты доверяешь, внезапно выходит к тебе из глубокого подполья и дает понять, что сохранит для тебя все эти документы, объединит с документами других людей, посмотрит, есть ли между ними интересные пересечения. И этот человек заберет их у тебя с рук долой, отстирает так, что никто никогда не догадается об их происхождении, а когда придет время, опубликует. Услуга весьма приятная, истерзанные чиновники примут ее с радостью, ведь она позволит им крепко спать по ночам и бесперебойно получать зарплату. Постепенно слух распространяется все шире. Множество народу охотно сбагрят свою совесть отверженному беглецу, и да, информация начинает просачиваться. Потом течет рекой. И вскоре у тебя накапливаются гигабайты.
— Четыре гигабайта, говоришь? — У меня кружилась голова. Маша передавала мне ключи для дешифровки самых отвратительных секретов американского правительства, таких гнусных, что даже самые лояльные сотрудники ДВБ были рады сбагрить их от греха подальше. Да у Маши и у самой подгорало так, что она стала чуть ли не радиоактивной, я невольно ждал, что с неба ударит смертоносный лазерный луч, чтобы испепелить ее на месте. А я сам? Как только ключ окажется у меня в руках, ни у кого не останется сомнений, что я сразу же загружу страховочный файл и ознакомлюсь с его содержимым, так что меня можно будет считать ходячим мертвецом.
— Типа того, — отозвалась она.
— Угу, благодарствую.
— Как ты смеешь так поступать? — взвилась Энджи. — Не знаю, что ты затеяла, но ты навлекаешь опасность на нас, не спросив, хотим ли мы этого, ничего нам не рассказав. Как ты смеешь?
Маша резко шикнула на нее.
— Не затыкай мне рот… — начала было Энджи, и я то ли услышал, то ли почувствовал, как Маша схватила ее, стиснула и шепнула:
— Заткнись.
Энджи умолкла. Я затаил дыхание. Издалека доносилось громыхание кошмарного дабстепа, звучавшего в каком-то далеком арт-мобиле, завывал ветер в планках мусорной ограды, и сквозь эти звуки… Что это? Шаг? Еще один? Робкий, неуверенный, во мраке… Тихий хруст песка, еще раз, еще, хруп, хруп, хруп, звук приближался, я почувствовал, как напряглась Маша, сжалась, будто пружина, готовая сорваться и бежать, снова ощутил вкус вяленого мяса, подброшенного к горлу фонтаном желудочной кислоты. Сердце заколотилось в ушах, пот на спине превратился в ледяную корочку.