Родная земля (сборник)
Шрифт:
Тысячи невидимых нитей связывали Там Шаня с родной землей, землей его предков. Она стала частицей его плоти. И когда землю Донгзыа рвали на части, вонзали в нее острые, как пики, бамбуковые колья, Там Шань ощущал почти физическую боль, как если бы в него самого вонзали острогу с расщепленными зубьями.
Такие мысли с быстротой молнии проносились в больной голове Тама, тяжелым обручем сжимали ему грудь, спазмы перехватывали горло. Там Шань, казалось, не чувствовал усталости. Одним махом он вдруг опрокинул три пролета изгороди. Конец остро затесанного кола впился
Без умолку шушукавшиеся девушки, увидев кровь на ноге старика, усадили его на землю и промыли рану. Там Шань облегченно вздохнул:
— Ну все, детки. Уходите, скоро появятся эти изверги. Устали, измучились, верно. Но то, что мы сделали, — очень хорошо!
— Ага, — кивнула одна из девушек.
Несколько парней взяли тесаки и стали рубить сухой бамбук, раскалывая его на щепу. Война продолжалась!
— Женщинам поручается остаться здесь и поджечь кучи!
— А парни что, выдохлись? Только мы, девушки, и воюем. Давайте сюда винтовки!
— Они нам еще нужны. Завтра придут эти и наверняка попытаются ворваться в наши укрепления…
— Значит, вы попрячетесь в своих дотах? А мы все можем: бить врага, выходить на демонстрации, устраивать манифестации… А вы? Вы только и умеете, что неуклюже таскаться с винтовками… Что, разве не так?
Девушки явно издевались над парнями. Вместе с ними они собирали разбросанные колья, складывали их в корзины и относили в сторону. Сюда же таскали снопы рисовой соломы. Когда работа была закончена, старик через затоптанное рисовое поле поплелся к селу. В его доме тускло мерцал свет.
В течение четырех дней охранники сгоняли людей строить «стратегическую деревню». Работали под палящими лучами солнца…
Старик остановился козле своего дома и стал ждать, когда на поле запалят костер. В это время он услышал голос Сау, который жил с ним на одной улице. От имени Армии освобождения Сау громко и настойчиво призывал людей не тушить пожар. И вот в четырнадцати местах почти одновременно вспыхнули языки пламени. Огонь, охвативший солому, разгорался все сильнее и сильнее, ярко освещая местность. Кучи щитов из сухих кольев вперемежку с зеленым, недавно срубленным бамбуком и большими охапками рисовой соломы горели ослепительным пламенем. На усталом лице старика появилась удовлетворенная улыбка. Он повернулся и крикнул собравшимся:
— Возьмите колотушки и трещотки. Прячьтесь в укрытия и создавайте побольше шума.
На полыхавших кострах с треском лопался бамбук, будто где-то рвались снаряды. Казалось, шел жестокий бой: стреляли из винтовок, разрывались гранаты. Огромный факел взметнулся над бамбуковыми стволами. Черный клубящийся столб дыма был похож на гигантский гриб в сорок — пятьдесят метров высотой. Головешки взлетали вверх, рассыпаясь тысячами искр. Вскоре пламя перекинулось в сторону поста. Ночной небосвод затянуло сине-черное покрывало. Это было необыкновенное зрелище в предрассветный час. Тени деревьев скользили, извиваясь по рисовому полю, как огромные змеи. Взлохмаченная, отливающая серебром шевелюра Тама, словно раскидистая кокосовая пальма, колыхалась от легкого ветра. Кругом стоял невообразимый шум. Заливались собаки, гоготали птицы, во всех соседних деревнях гулко били в барабаны. Но все эти звуки тонули в оглушительном треске разрывающегося на огне бамбука. Старик был ошеломлен. Никогда еще не видел он такой величественной картины. Никогда еще не был он так радостно взволнован. Ему хотелось кричать, петь, танцевать, броситься к полыхавшему костру. «Стратегической деревни» больше не существовало! Проклятая западня уничтожена. Американо-дьемовцам не удалась их коварная затея…
Железная крыша здания поста, раскаленная добела, изрыгала языки пламени. Рвались запасы боеприпасов. В этот момент затрещал пулемет. Послышались беспорядочные винтовочные выстрелы: тю-тю, пуф-пуф. Однако солдаты охраны боялись показываться, опасаясь Армии освобождения, которая, думали они, разрушила укрепления, сожгла заграждения, чтобы легче расправиться с противником. На соседних постах также началась паника. Там заполыхал пожар. Огромное зарево поднялось и по другую сторону холма. Значит, наши подожгли укрепления повсюду! Мы всколыхнули всю округу! Старик Там громко засмеялся… Впервые за долгое время на его измученном лице светилась радостная улыбка. В этот предрассветный час будто рассеивались темные тучи над Южным Вьетнамом.
Вдруг старик услышал треск, словно рвали ткань. Перед глазами вспыхнул ослепительно-огненный шар, земля качнулась под ногами, и какая-то невероятная сила подбросила Тама вверх. По деревне несколько раз ударили из миномета. Затем все смолкло. Жена и дети подбежали к старику, подняли его и внесли в дом. Санитар отряда Армии освобождения осмотрел Тама. Старик был ранен в бедро. Санитар оказал первую помощь и сказал, что завтра его надо отправить в уездную больницу.
Жена старика опустилась у постели мужа и, всхлипывая, запричитала:
— О, боже, боже! Помоги ему! Я же говорила тебе, — обратилась она к мужу, — сделай убежище для семьи! Тогда бы не случилось несчастья…
Старик стал понемногу приходить в себя и открыл глаза. Он лежал не шевелясь, прислушиваясь к разговорам окружающих. Слегка скосив глаза, Там увидел плачущую жену. Как всегда, он лишь недовольно хмыкнул. Затем хриплым, но властным голосом позвал к себе сына:
— Свяжись с партизанами! Скажи, чтобы они не переправляли меня в госпиталь. Зачем эти лишние хлопоты? Пусть лучше соседи утром отнесут меня к посту. Нужно заставить этих иродов выдать компенсацию и лечить меня. Надо только сказать, что я во время пожара бросился таскать воду, чтобы залить огонь, и был ранен, потому что солдаты открыли стрельбу. Они, конечно, будут отнекиваться. Но все равно! Так надо сказать, чтобы спрятать концы в воду. Отнесите меня туда. Я сумею поговорить с ними. Разбинтуйте меня и не беспокойтесь.
Видя, что жена не перестает всхлипывать, старик крикнул:
— Чего голосишь! Я еще жив, а ты уж устраиваешь по мне поминки. И что это за любовь у тебя ко мне такая беспокойная… Хм! Мне на роду написана долгая жизнь…