Родная
Шрифт:
Второй класс. Задали учить таблицу умножения. Цифры не давались Оле, она постоянно об них спотыкалась.
– Дважды один – два, дважды два – четыре, дважды три – восемь. Ой, шесть.
– Дебилка! Так трудно понять, что все последующие цифры увеличиваются в два раза?! – Лариса Петровна отвесила подзатыльник. – Чего глаза вытаращила на меня? Учи! Тупица! Не сядешь жрать, пока всё не выучишь!
– Ну, мамааа. Я не смогу за один день, я не понимаю, – со слезами отвечала девочка.
– Захочешь жрать, выучишь! Папашкино отродье! Ненавижу тебя, тупоголовая, – мать схватила дочь за волосы, намотала косу на руку и силой, как приблудную животину, стала тыкать в учебник по математике.
– Учи, мразь! Учи! Пока тебя не убила!
Затем мама могла спокойно расхаживать по квартире и делать вид, что дочери не
– Мама, проверь меня, я всё выучила! – выла Оля.
– Нет у тебя матери! Отстань!
– Мамоочкааа, пожалуйста, послушай меняяя, я хочу рассказать, я всё выучила, честно.
Но женщина спокойно занималась домашними делами, игнорируя мольбы дочери.
«У меня не было ощущения, что я ей нужна. Она почти всегда была занята. Я была неким приложением её жизни. Нет, были и хорошие моменты. Они выглядели показными, на публику. Когда она меня игнорировала, я не понимала из-за чего, просто догадывалась, что опять сделала что-то не то. Что-то, выходящее за рамки её идеального воспитания. Это сразу становилось понятно по надменному взгляду и напряженным губам. Я знала, она опять сердится. Мне тогда хотелось сказать: «Мама, я не твои учебные алгоритмы, я другая, я живой человек, я – твой ребенок!»
Глава 3.
Всегда ли её мама была такой? Нет. Конечно, своё раннее детство Оля помнила плохо, приятные воспоминания стираются, на всю жизнь остаются только травмирующие события.
Вот Оле 3 годика, она на утреннике снежинка, её первая роль, первый стишок для группы. Разговаривать девочка начала рано, память была отличная, она выучила стих за два дня. Учила с бабушкой и папой, мама тогда только вышла на работу из декрета, и сама готовила новогодний утренник со своими учениками. Ей было будто не интересно, чем занята дочь, Лариса Петровна даже недовольно высказалась в адрес руководства сада, что заставляют так рано детей учить стихи, забивая голову лишней информацией. На тот утренник разрешили приходить только родителям, желательно в новогодних масках, чтобы дети не отвлекались и не тянулись к взрослым. Мама это мероприятие проигнорировала, ждала комиссию из РОНО, предпочла чужих детей и работу. Папа тоже не смог, у него в институте начинались экзамены, и он обязан был присутствовать на каждом. Привела на утренник Олю бабушка, надела белое платье с волнами, похожее на облачко, расшитое камнями и бисером. Подкрасила щеки внучке своими румянами, выделила губки гигиенической помадой, налепила блесток на волосы. Корону соорудили из проволоки и серебристой мишуры.
– Олюшка, какая ты ладная и хорошенькая! – умилялась отражению внучки бабушка. – Все теперь будут смотреть только на тебя, и говорить, какая ты нарядная. Завидовать такому платью. Ну, пусть смотрят, ты ребенок директора, а не этих… Разнорабочих.
Такая поддержка формировала уверенность, что девочка и правда удивительная. На утреннике Оля рассказала свой стих лучше всех, их семья недавно приобрела видеокамеру для таких моментов. Подарки получены, фотографии на память сделаны, бабушка с внучкой шли домой в приподнятом настроении. В обед приехал папа, с порога сгреб ребенка в объятия, извинился, что не смог попасть на праздник, расцеловал дочь и пожелал немедленного просмотра видео с утренника. Оля тогда была самой счастливой, обнимала папу, вдыхая запах его одеколона, пахнущего хвоей. Вечером пришла мама. Уставшая, раздраженная, начавшая с порога жаловаться на комиссию, которая не приехала, и тупых учеников, которые чуть не сорвали мероприятие. Оле очень хотелось показать маме видео из садика, но мама не торопилась.
– Тоже мне, утренник в саду, достижение. Знаешь, сколько у тебя их ещё будет? Надоест.
Не надоело. Ребенок рос болезненным. Следующий праздник случился только спустя четыре года, на выпускном. Мама тогда тоже не пришла. Работала. Фотографировала и снимала бабушка.
Были, были хорошие моменты. Цирк, например. Тогда, в их поселке это было диковинкой. Оля уже училась в школе, во втором классе. Мама объявила всем классам о цирке, доверила организацию завучам и классным руководителям. Она тогда была нежнее. После смерти папы прошло чуть больше года, у неё появился ухажер. Он настаивал на походе в цирк всей семьей. Мама при нем с Олей была очень ласковая.
Цирк приехал. 18:00, премьера первого представления. Оля
Представление шло полтора часа. Выступали акробаты, ловко крутя сальто и тулупы. Жонглёры, клоуны с пуделями в смешных фатиновых юбочках и ручные голуби. Весело, задорно, мама улыбалась, Оля была счастлива. После представления они втроем пошли гулять, дядя Андрей купил сладкую вату и мороженое. Пока взрослые встречались, мама была спокойнее, похорошела, постройнела. Когда Оле было 10 лет, мать вышла замуж за дядю Андрея.
Была ли у неё обида на маму за то, что та предала папу? Да. Но бабушка умела сглаживать все углы, и Оля приняла отчима. Он был добрым, всё покупал, разрешал порой то, что мама запрещала. Работал строителем. Его бригада делала в школе ремонт, там и познакомился с Ларисой Петровной. Ему она сразу приглянулась: ухоженная, видная, при власти и деньгах. Он тоже ей понравился, не смутила разница в возрасте, Андрей младше на 10 лет. В свои 38 не был женат, не имел детей, жил с престарелой мамой и дедушкой. Имел автомобиль и стабильную зарплату. Любил выпить по праздникам, тогда он становился дурным и балагурил, но Ларису Петровну это не раздражало. Этот мужчина смог окружить женщину заботой, любовью, нежностью. Не гулял, уважал мать и дочь, приносил всю получку домой. Его мама быстро приняла невестку с ребенком, тем более при такой должности и связях. Свадьбу сыграли тихо, в узком кругу посидели и разошлись. Тогда жизнь, казалось, стала налаживаться. Мама успокоилась и перестала срываться на дочь, бабушка совсем переехала в деревню. Оля входила в пубертат.
Дядя Андрей, теперь уже отчим, подрабатывал после работы, мама была вся в школьных заботах, она пропустила взросление дочери и изменения интересов. Деньги в семье стали появляться большие, родители сменили панельную многоэтажку на кирпичную пятиэтажку, обновили машину, даже пару раз съездили на море всей семьей. Но Оле нужна была мама. Из-за того, что её родительница – директор, в классе девочку не переваривали, считали ябедой. Дружила Оля только с Веркой Козадоевой. Училась хорошо, но со временем успеваемость скатилась, многие учителя закрывали глаза на не сделанные вовремя уроки, а классный руководитель старалась не делать замечаний по поводу внешнего вида подростка. Оля тогда протестовала против школьной системы, вместо формы носила модные джинсы-трубочки, и яркий кардиган цвета фуксии поверх белоснежной футболки, туфлям предпочитала кроссовки, отчим купил их за границей для своей падчерицы. Однажды, классный руководитель не выдержала и пожаловалась директору на её дочь. На уроках девочка скучала, а внешний вид портил всю внеклассную работу педагогов с подростками. Дети шептались: «Почему ей можно так ходить, а нам нельзя?» Так и темную могли устроить. Эта жалоба огорчила Ларису Петровну и привела к необратимым последствиям.
Тем же вечером, мать пришла с работы пораньше, до прихода Андрея. Он часто защищал Олю, а Лариса Петровна не шла против воли нового мужа. Всё-таки он моложе, привлекательный, не дай Бог уйдет.
– Ты почему позоришь свою мать? – прямо с порога начала свою тираду Лариса Петровна.
– И чем же я тебя позорю? Тем, что твоя дочь? – огрызнулась Оля.
Мама явно не ожидала такой дерзости и отвесила дочери смачную оплеуху.
– Как ты смеешь так со мной разговаривать, бестолочь?! Что за внешний вид у тебя в школе? Новые вещи показываешь? Хвастаешься, что у тебя есть деньги? Так они не твои, они честно заработанные нами! Или ты хочешь, чтобы меня заподозрили в краже денег, выделяемых на школу? Ты этого хочешь? Чтобы твою мать посадили? Отвечай!
Такого поворота событий девочка не ожидала. Она любила свою маму и не хотела расстраивать, а тем более, чтобы она села в тюрьму. Лариса Петровна тем временем вошла в раж, сама себя подогревала и никого не слышала. Слова больно ранили неокрепшую психику дочери, унижали, вбивали в пол с каждым криком. Для мамы было важно, чтобы Оля была умницей и отличницей, активисткой и примером для других – этакий породистый щенок с медалями, которыми можно гордиться перед коллегами, родственниками и соседями.