Родная
Шрифт:
– Да, мои родственники не из самых активных людей, - начла откровенничать я. – Но не в этом проблема. Жаль, что они никогда не обучали меня элементарным вещам: как приготовить поесть, как пришить пуговицу, как правильно стирать одежду.
– А почему так? – спросил Боррин уже свободней и присел ко мне на поваленный ствол дерева, где я разогревала консервированную еду по инструкции.
– Мои настоящие родители отказались от меня. Я жила в детском доме почти 10 лет. Там не было плохо, но мы все знали, что существуют другие дети, у которых есть и папа, и мама. Даже
– Это грустно, - пробормотал Боррин, и я поняла, что слишком загрузила его.
– Ладно, давай укладываться спать, - чересчур бодро заявила я.
Внутри палатки было тесновато, но мы кое-как уместились и довольно быстро заснули. Удивительно, если учесть, что перед этим я упорно вслушивалась в звуки леса. То и дело казалось, что нас преследуют и вот-вот поймают.
Утром еле встала: мышцы болели, спина не гнулась, все тело чесалось. Аппетита не было ни у меня, ни у Боррина, поэтому перекусили крекерами и пошли дальше. Холмистая местность не позволяла потерять из виду горы, которые, как мне казалось, ближе не становились.
В какой-то момент, шедший впереди Боррин поскользнулся и покатился вниз по склону. Я инстинктивно попыталась поймать его, но добилась лишь того, что по инерции упала следом.
Острая боль пронзила бедро, и я поняла, что не могу нормально пошевелиться. Из глаз брызнули слезы, а из горла невнятное мычание.
– Руслана! – подполз ко мне на вид целый мальчик.
– Кажется…кажется…- пыталась выговорить я, держась рукой за поврежденное место.
– Дай посмотреть.
Я с превеликим трудом разжала пальцы и зажмурилась.
– Что там? – всхлипнула я.
Чувство, будто ногу проткнули насквозь.
– Глубокая царапина, крови много, - сказал Боррин и зашуршал.
Я приоткрыла один глаз и увидела, что он роется в рюкзаке. Помимо воли взглянула вниз…Мое бедро сбоку фонтанировало кровью. Тошнота тут же подкралась к горлу, а сознание готово было уплыть.
– Я наложу жгут, - отвлек от обморока нервный голос мальчика.
Я сосредоточила внимание на нем и заметила, что его лицо белее полотна. Как же ему со мной не повезло. Неуклюжая, ничего не умеющая девчонка. Вконец испорчу ребенку психику.
Он очень ловко остановил кровотечение и омыл рану.
– Вроде чисто. Наверно, ты поранилась об камень. Тут есть спрей, он продезинфицирует, а потом снимет боль. Потерпи.
Сначала неимоверно щипало, но через три минуты становилось легче. И когда боль перестала так сильно мучать, я вспомнила…
– Нельзя долго сидеть со жгутом, - прошептала онемевшими губами.
– Тут есть набор для…наложения швов. Но я никогда не делал этого.
Вот теперь предо мной сидел нормальный ребенок, напуганный и растерянный. Я не знала, что собираюсь предпринять и каким образом, но понимала,
– Давай сюда, я сделаю, а ты иди погуляй.
– Я останусь и помогу, - упрямо заявил мальчик, стискивая в руках нужные мне инструменты.
– Послушай, Боррин, я не хочу сейчас спорить. Если у меня ничего не получится, то позову тебя обратно.
Он посмотрел на меня, будто проверяя на выдержку, но, в конце концов, +передал упаковку с обезболивающими таблетками и небольшой продолговатый чехол, после чего нехотя оставил меня одну.
Я некстати вспомнила, как в самом начале пути выложила довольно объемный чемоданчик с ампулами из рюкзака. Это была анестезия. Я тогда посчитала, что она не понадобится. Дура.
Проглотив пару капсул, принялась дрожащими руками вытаскивать медицинское приспособление для закрытия ран – кожный степлер. Его я изначально планировала использовать, как обычный канцелярский степлер, поэтому не избавилась, как от ампул. Вот ирония.
Конечно, зашивать себя нитками было бы в тысячу раз сложнее (очень сомневаюсь, что я бы справилась с такой задачей), но протыкать кожу металлическими скобами тоже не особо приятно. Хотя сперва мне надо было как-то стянуть края раны, которую при любом прикосновении простреливало болью. Ждать, пока подействуют таблетки, нельзя – нога уже синела из-за перекрытого кровяного потока.
Помыла руки, насколько это возможно, и, собравшись с силами, сдавила поврежденный участок кожи одной рукой, другой же направила инструмент…Нужно было действовать быстро и…безжалостно. Череда точных движений: один, два, три…Слезы застилают глаза, головокружение усиливается, координация ухудшается…Последние скрепления делаю чудом, потому что мозг в процессе уже не участвует. Нечеловеческий крик проносится по лесу, и я понимаю, что он принадлежит мне. А потом становится хорошо. А затем снова плохо— сознание вернулось.
Боррин сидит возле меня с траурным выражением на лице. Он без слов подносит к моим губам бутылку с водой, которую я с радостью принимаю. Понимаю, что ужасно истощена, к тому же по ощущениям постарела лет на десять. Интересно, мой и без того травмированный организм перенесет еще одну встряску?
Должен. Ради Боррина.
– Я поставил палатку недалеко, - тихо говорит он.
Я киваю и немного приподнимаюсь. Только сейчас замечаю, что лежу на спальном мешке. Заботливый мальчик.
Было видно, что вся эта ситуация выбила его из колеи. Но дальше легче не станет, потому что продолжить путь ему придется в одиночку.
Я не стала ждать очередного обморока и самостоятельно добралась до палатки, пока Боррин собирает хворост. Ногу при каждом движении простреливает нестерпимой болью, но у меня все получается. Внезапно начинаю думать о смерти, как о чем-то близком и неизбежном. С трудом выдворяю эти упаднические мысли у себя из головы и переключаюсь на первостепенные проблемы.
Во-первых, я вся в грязи.
Во-вторых, влажные салфетки, которыми я пользовалась до этого, не спасут ситуацию.
В-третьих, мои единственные теплые штаны безнадежно испорчены.