Родное сердце
Шрифт:
Валентина пару минут молчала после его рассказа. Кусала губы, теребила край ночной сорочки, а потом заговорила тихо:
— Я обещала ей не говорить тебе, но думаю, ты всё же должен знать. Поклянись, что сделаешь вид, будто ничего не изменилось и ты не знаешь.
— Клянусь. Я не выдам вас. Просто мне нужно знать правду. Скажите как есть, мам Валь, — с замиранием сердца шепнул Владимир.
— Я очень удивилась, когда приехала в город искать Максима. Она, чужая нам, но с лёгкостью пускает к себе. Умоляет брата найти Максима. Переживает, словно это её собственный сын пропал. Я спросила её и узнала
— О чём речь, мам Валь? Не томите, я должен знать, — хриплым срывающимся голосом спросил Володя, потерев руки от запястья до локтя.
— Я потом спрашивала, как это было. Оказалось, она чувствовала тебя с каких-то пор. Видела во сне. Хотелось бежать и искать тебя. У Арсении не просто больное сердце, ей пересадили новое. Она стала замечать в себе перемены. Не к худшему, но такие странные. Через подругу, которая работает в медицине, Сеня узнала, чьё сердце ей пересадили. В ней живёт наша Катюша. Да, моя дочь умерла, а её сердечко продолжает биться. И я очень рада, что в своё время Катя подписала соглашение о донорстве. Арсения такая чуткая, добрая, отзывчивая. Вот почему Катя во сне сказала, что её сердце всегда рядом с тобой.
Валентина замолчала. Володя потрясённо глянул на неё, взъерошил волосы. Всё это мистика, но вполне реальная. Он уже где-то читал, что после пересадки сердца люди могут слегка преображаться.
— Почему она мне не сказала?
— У Арсении сердце Кати, но душа никуда не делась. Она полюбила вас с Максимом ещё и душой. Сеня говорила, что хочет, чтобы ты любил её именно как Арсению, а не сравнивал с покойной женой.
— Я и полюбил её как Арсению. Когда с кладбища подвозил, будто мир перевернулся перед глазами. Она была такая необычная в этой старинной одежде, со строгой причёской. Девушка с полотен девятнадцатого века. Я рад, что всё узнал, и не скажу ей ничего. Хотя бы знаю теперь, что по мне не плачет койка в психушке, и это здорово.
— Вот и хорошо, Володюшка. Поспи ещё немного. Время есть. Вещи я вчера собрала. Быстро позавтракаем и поедем. Мои мальчики тут и сами управятся, — ласково сказала Валентина вставая.
Она потрепала Володю по голове и ушла. Полонский снова лёг и задумался. Когда-то он просил Катюшу, чтобы она оберегала сына с небес. Жена послала им вместо себя лучшую маму в мире. Володя поклялся, что будет любить Арсению, помогать во всём. Не бросит её никогда.
— Обещаю, Кать, я сделаю её счастливой. Спасибо тебе, — шепнул Володя, глядя в окно на занимавшийся рассвет.
Глава 86
Володя завёз тёщу и сына домой, принял душ, переоделся в чёрные брюки и рубашку, затем поехал на похороны. Такси он вызывать не стал, всё равно пить алкоголь ему нельзя. К тому же в девять вечера прилетает самолёт с Арсенией, нужно её встречать.
К ритуальному залу Володя подъехал чуть раньше, чем рассчитывал. Там заканчивалось отпевание другого покойника, и всех, кто рано пришёл, держали на улице. Впрочем, можно было посидеть в торговом зале, но люди предпочли свежий воздух. Полонский поздоровался с семьёй Балабиных. К удивлению, пришла семья Леонида Балабина и он сам тоже. Особняком держалась Света Головко, она стояла с каким-то парнем. Володя пошёл к ним.
— Привет, Света. Ты не одна? — грустным тоном спросил он.
— Привет. Знакомься, это Виктор Куницын, мой жених. Через две недели у нас свадьба. Вов, он тот самый знаменитый Клякса, но ты не думай, о похоронах он ничего не станет писать. Я взяла его для поддержки.
— Привет, местная знаменитость, — Володя подал Виктору руку. — Я благодарен тебе за первую статью о нас в газете. Да, много грязи вылил, но это помогло найти моего сына. И знаешь, я вовсе не против, чтобы ты написал о трагической кончине Любы и похоронах. У меня только одна просьба будет. Не нужно ничего писать о нашей дочери, которая выжила. И ещё. Моя мать очень любит пиариться и хвастать своим положением в обществе. Возможно, она снова захочет дать интервью или заметку, что я собрался жениться на… Как ты там выразился? Восточная золушка? Так вот, в газете ни слова не должно быть о моей свадьбе, хоть она и будет после траура. Хочешь, я заплачу тебе деньги за тишину в эфире?
— Не нужно, Владимир Сергеевич. У журналистов тоже бывает совесть. Я поговорю с редактором, мы с ним в хороших отношениях. Кто бы ни написал статью о вашей свадьбе, её не пропустят. Или вы думаете, я один в нашей газете статейки пописываю? Не обижайтесь, но дам совет. Не стоит предлагать деньги за молчание. Не честный человек расценит это, как возможность вас постоянно шантажировать.
— Спасибо, не подумал. Свет, вы останетесь на поминки?
— Прости, Володя, не могу. У меня сегодня приём с трёх часов. С кладбища мы уедем. Виктор на скутере.
Володя хотел уйти к Балабиным, но рядом неожиданно появилась мать. Она поздоровалась быстро и воскликнула:
— И Клякса тут? Очень хорошо. Напишите о смерти Любы. Я хочу, чтобы вы упомянули, что её ребёнок погиб вместе с ней.
— Ты с ума сошла? Зачем это? — удивился Володя.
— Я уже договорилась в опеке. Как только дебилку выпишут из больницы, то отправят в дом малютки Нижневартовска. Чем дальше она от нас будет, тем лучше. И никто не должен знать, что ребёнок выжил. В благородной семье Полонских не могут рождаться дебилы, — заявила Элина. — Я заплачу за статью. Надеюсь, пятьдесят тысяч будет достаточно?
— Простите, мадам, но я не пишу ложь в своих статьях, — улыбнулся Виктор.
— А по-моему, в последней статье куча лжи. Но я это проглотил и даже жаловаться не буду, — парировал Владимир.
— Так это ваша мать мне интервью давала. Я только записывал. Она врала, с меня взятки гладки, — тихо хохотнул Клякса.
— Знаешь, Вить, я передумал. Будешь писать о смерти Любы, укажи, что ребёнка спасли врачи и я намерен забрать его и воспитывать. Не дай бог, эта… хм, мама, что-то ещё выкинет чудное.
— Понял, сделаю, но о болезни ребёнка ни слова. Девочка родилась недоношенной, но здоровой. Правильно я понимаю?
— Спасибо, Витя, — искренне поблагодарил Володя, потом подошёл к матери и наклонился над её ухом: — По тебе палата в психушке ещё не плачет, мама? Со своим дебильным статусом «графини помоек» ты перешла все границы. Не смей больше лезть в мою семью, иначе, клянусь, я организую тебе место в клинике неврозов, как ты уже определила место моей Оленьки. Пойду с отцом поздороваюсь.