«Родного неба милый свет...»
Шрифт:
Батюшков пишет Гнедичу в Петербург: «Жуковский истинно с дарованием, мил и любезен, и добр. У него сердце на ладони… Я с ним вижусь часто и всегда с новым удовольствием»; «Жуковского я более и более любить начинаю».
Московские литераторы приняли Батюшкова как своего единомышленника: его сатирическая поэма «Видение на берегах Леты». высмеивающая шишковистов, «староверов» от литературы, ходила по рукам в списках. В Петербурге она вызвала ярость не только Шишкова, но и Державина. Батюшков понимал, что его служебная карьера оказалась под угрозой. Только Иван Андреевич Крылов миролюбиво отнесся к сатире на себя: «Каков был сюрприз Крылову, — пишет Гнедич Батюшкову о чтении поэмы в доме Алексея Оленина. — Он сидел истинно в образе мертвого; и вдруг потряслось всё его здание: у него слёзы были на глазах». Но смех Крылова прозвучал в Петербурге одиноко.
Батюшков, как и все карамзинисты, выступал против архаизации языка, против жесткой системы правил, существовавшей в классицизме. Батюшков считал, что «чувство умнее ума», что вкус к изящному вернее неподвижных правил. Ему нравился чистый и понятный язык Дмитриева, Карамзина, Жуковского. В Москве он нашел свое общество. Его друг Гнедич, недовольный этим, журил его в письмах и советовал скорее выезжать в Петербург. Он даже
88
Тупей — хохол, кок над лбом.
Утрированная звукопись, иногда почти какофоническая, преувеличенно изысканные рифмы, громоздкие фразы — все это затрудняло понимание сочинений и перебодов «славянофилов», как еще в 1804 году назвал шишковистов И. Дмитриев. Рецензируя в «Вестнике Европы» перевод трагедии Кребильона «Радамист и Зенобия», Жуковский говорит о переводчике Степане Висковатове: «Грозная рифма повелевает им с самовластием восточного деспота». Батюшков начал думать об издании своих стихотворений отдельной книгой, но, когда пересмотрел все написанное, многое уничтожил, посчитав слабым. Он писал стихи только по вдохновению, но потом тщательно дорабатывал написанное. В тетради, подаренной ему Жуковским («Дано в Москве 1810-го года мая 12 дня Ж — м Б — ву»), он записал: «Херасков, говорил мне Капнист, имел привычку, или правило, всякий день писать положенное число стихов. Вот почему его читать трудно. Горе тому, кто пишет от скуки! Счастлив тот, кто пишет потому, что чувствует». И еще: «Поэзия требует прилежания и труда гораздо более, нежели как об этом думают светские люди… Писать и поправлять — одно другого труднее».
Батюшкову не хотелось ехать в Петербург, хотя там ему обещали службу; Гнедич, давний его друг, сердился на него, ревновал его к москвичам, но Батюшков все-таки сначала поехал в Остафьево, где провел три недели в обществе Вяземского, Карамзина и Жуковского, а потом в свое Хантоново под Вологдой и — на следующий год — вернулся в Москву, в полюбившееся ему общество, которое понимало и поддерживало его. Только в январе 1812 года он попал в Петербург.
«Дружество твое, — писал он Жуковскому оттуда, — мне будет всегда драгоценно, и я могу смело надеяться, что ты, великий чудак, мог заметить в короткое время мою к тебе привязанность. Дай руку, и более ни слова!»
2
В середине 1810 года Жуковский перестал делить с Каченовским редактирование «Вестника Европы», покинул журнал и уехал в Мишенское. В это лето Екатерина Афанасьевна Протасова решила перебраться из Белёва в свое орловское село Муратово. Дело осложнялось тем, что в Муратове не было господского дома. Жуковский вызвался ей помочь и решительно взялся за дело, проявив при этом немалую хозяйственную сметку; он поехал в Орловскую губернию — от Белёва до Волхова по Киевскому тракту, потом по Нугбрскому и дальше — через Борилово, Большую Чернь и Лбкно. В Муратове остановился в крестьянской избе, выбрал место для постройки, сделал чертеж дома и всех необходимых служб, нанял в Волхове подрядчиков и изо дня в день наблюдал за работами, вникая во все мелочи. На ручье Мымришенке, впадающем в чистый, меланхолически-медлительный Орлик, он велел сделать прочную плотину с шлюзом и дорогой через нее в Холх, — образовалось озеро с полуостровом.
Все ему здесь понравилось — и длинные пологие холмы, и небольшая дубовая роща вблизи усадьбы, и мягко изгибающийся в тени ракит Орлик, и сонмы пчел, жужжащих в сладком дурмане цветущей белым гречихи…
Не понравилось ему, правда, что многие избушки в селе выглядят бедно, покосились и почернели, а румянощекий и длиннобородый староста показался ему хитрым лихоимцем. По его совету Екатерина Афанасьевна прогнала старосту и наняла стороннего управляющего. Когда один из флигелей усадьбы принял жилой вид, Екатерина Афанасьевна поселилась в нем, а Жуковский вернулся в Мишенское и погрузился в занятия: он переводил стихи Шиллера, изучал греческий и латинский языки, но всего больше — русскую историю, так как начал готовиться к работе над эпической поэмой «Владимир».
Чтение «Истории государства Российского» Карамзиным в узком кругу друзей не прошло для Жуковского бесследно. Он попросил Александра Тургенева выслать ему пять томов сочинения Шлёцера «Нестор» на немецком языке, [89] вышедшего в Геттингене в 1808–1809 годах, и книги Гебгардта и Тунмана о «нравах славян»: «Титула сих книг не знаю, но слышал об них от Карамзина и теперь имею в них нужду».
«Читая русскую историю, — пишет Жуковский, — буду иметь в виду не одну мою поэму, но и самую русскую историю… особенно буду следовать за образованием русского характера». Жуковский перечисляет те книги по русской истории, которые у него есть, это — русские летописи в изданиях второй половины XVIII века, «Русская правда», «Духовная Владимира Мономаха», «История Российская» М. Щербатова, «Ядро российской истории» А. Хилкова, «История Российского государства» Штриттера и «Древние русские стихотворения» — сборник Кирши Данилова.
89
Шлёцер Август Людвиг фон (1735–1809) — немецкий историк, преподававший русскую историю в Геттингенском университете.
«Для литератора и поэта история необходимее всякой другой науки», — говорит Жуковский.
Шлецер в своей книге высказал сомнение в подлинности «Слова о полку Игореве»; Жуковский пишет Тургеневу, что такое утверждение неверно, что «Слово» имеет «наружность неотрицаемой истины». Он, как поэт, обладающий тончайшей интуицией, перебравший это произведение по словечку, почувствовал подлинность древнерусской поэмы. А свой стихотворный перевод «Слова» Жуковский не решался публиковать, надеясь со временем улучшить его. [90]
90
«До сих пор переложение В. А. Жуковского признается одним из лучших, многие советские переводчики „Слова“ обращаются в своей работе к переводу Жуковского как к образцу, достойному подражания» (Л. А. Дмитриев, предисловие к изданию «Слова о полку Игореве» в составе большой серии «Библиотеки поэта». Л., «Советский писатель», 1967, с. 80). Рукопись перевода Жуковского была найдена в бумагах А. С. Пушкина и ошибочно напечатана в 1882 г. как перевод Пушкина. В 1935 г. было установлено авторство Жуковского; его перевод «Слова о полку Игореве» переиздан много раз.
Жуковский задумал «Владимира» как русскую параллель «Неистовому Роланду» Ариосто, где история мешается со сказочным вымыслом, трагическое с комическим. Кроме материала из русской истории, он думал использовать в поэме различные темы из самых значительных произведений мировой литературы — из поэм Гомера, Вергилия, Тассо, Камоэнса, Оссиана, из «Песни о Нибелунгах», «Эды» и средневековых западноевропейских баллад. «Владимир есть наш Карл Великий, — писал он Тургеневу, — а богатыри его те рыцари, которые были при дворе Карла… Благодаря древним романам ни Ариосту, ни Виланду никто не поставил в вину, что они окружили Карла Великого рыцарями, хотя в его время рыцарства еще не существовало… Поэма же будет не героическая, а то, что называют немцы, romantisches Heldengedicht; [91] следовательно, я позволю себе смесь всякого рода вымыслов, но наряду с баснею постараюсь вести истину историческую, а с вымыслами постараюсь соединить и верное изображение нравов, характера времени».
91
Героико-романтическая поэма (нем.).
Жуковский несколько раз составлял подробные планы поэмы. Вот один из них, развернутый настолько, что уже более или менее ясно видится в нем все содержание: «1. Владимир и его двор. Недостает лишь Добрыни и Алеши Поповича. Добрыня послан за мечом-самосеком, Златокопытом, водою юности. Алеша прежде отправился на подвиги. Богатыри: Еруслан, Чурила, Илия, Рогдай, Громобой, Боян певец. Святой Антоний. Радегаст Новогородский, убийца своей любовницы, мучимый привидениями, и Ярослав, сын Владимиров, печальный, мучимый неизвестною тоскою. Милолика, княжна новгородская, невеста Владимирова, привезенная в Киев Радегастом и Ярославом. Приготовление к празднеству брачному. 2. Осада Киева Полканом Невредимым. Его стан и его богатыри Змиулан, Тугарин, Зилант. Требование, чтоб Владимир уступил Милолику. Владимир идет советоваться к св. Антонию. Антоний велит отложить празднество брака и говорит, что один только Добрыня может умертвить Полкана, что его надлежит дожидаться. Советы, как укрепить город; жизненного запаса есть на год. 3. Процессия вокруг Киева; окропливают его святой водой. Он неприступен для войска. Добрыня едет путем-дорогою. История волшебницы Добрады и Черномора. Сон Добрыни. Он въезжает в очарованный лес. 4. Очарованное жилище Лицины. Звук арфы спасает его. Он разрушает очарование. Между очарованными находит Илью и его любовницу Зилену. 5. История Ильи с великаном Карачуном. Он разлучается с Добрынею и едет в Киев. 6. Богатырские игры. Ночью Ярослав и Радегаст едут в стан. Причиняют убийство. Их разлучают; на каждого нападает толпа. Ярослав, раненный, готов попасться в руки неприятеля. Его спасают неизвестные воины: то Алеша и его товарищи. Радегаст пропадает безвестно. 7. Владимир узнает тоску Ярослава. Прибытие Карачуна в стан неприятельский. Он вызывает Алешу на единоборство. Смешной поединок. Карачун достается в плен. 8. Добрыня достает и меч, и Златокопыта. Разрушает очарование Ксении. Ночь, проведенная с нею в долине. 9. Он ее лишается. Едет в Киев. Встреча Добрыни. Избавление и история Радегаста и Заиды. Они спешат к Киеву. Отчаянное состояние Киева. Владимир решается дать сражение и выйти на единоборство с Полканом. Приготовление войска. 10. Войско выходит за город. Боян запевает песню. Является Владимир. В эту минуту скачет витязь — это Добрыня, при нем Радегаст с Заидою, одетою в панцирь. Добрыня требует позволения сразиться. Получает его. Сражение с Полканом. Общее сражение. Торжество. Вход в город. Владимир уступает Милолику Радегасту. Явление Ксении и Добрады. Торжество и радость. Брак и ночь Добрыни с Ксениею».