Родной ребенок. Такие разные братья
Шрифт:
Ананд поднес ему огонь, щелкнув зажигалкой.
— Молодец, Ананд! — сказал Джавахарлал, когда все ушли. — Ты настоящий специалист. Я горжусь тобой.
— Кстати, дядя, твои магазины требуют рекламы, вернее, твои изделия.
— Да, да! Сита!
Вошла секретарша.
— Свяжитесь с рекламной фирмой, телевидением и газетами. Заплатите за пять-шесть реклам о наших изделиях из Индии. Текст будет завтра. Строк немного. Скажите — пятнадцать-шестнадцать, хорошо?
— Да, господин! — и она, обдав мужчин легким ветерком от великолепного бенаресского
— Дядя!
— Да?
— Я договорился с одним деловым человеком, и он подыскал для меня недалеко от Найроби участок под кофе.
— Отлично.
— Через сезон он себя окупит.
— Построй себе здесь хороший дом и купи автомобиль.
— Так и сделаю, дядя.
— А потом, я думаю, и в личном плане у тебя все наладится, — подмигнул ему Джавар и отвернулся.
На следующей неделе Ананд снова говорил с Раджой по телефону. Тот сообщил ему, что мальчик чувствует себя хорошо, растет, набирает вес. Ешода в нем души не чает, дед с бабкой, естественно, тоже. Сердце Ананда сладко заныло. Он посмотрел на портрет Деваки, и его глаза затуманили слезы. В этот раз в его комнату никто не постучал, и он спустился в сад.
Прошло четыре года с тех пор, как судьба Ананда была исковеркана в тот страшный день, когда он, счастливый, со своей женой и сыном ехал в поезде. Все эти годы он проработал у дяди, в Кении. Он стал солидным и уважаемым, прослыв прекрасным предпринимателем. Последовав советам дяди, он действительно разбогател, построил для себя прекрасный коттедж, в гараже которого стоял новый «мерседес». Но жил он по-прежнему у дяди.
Плантация кофе оказалась неплохим подспорьем, приносившим хороший доход. На днях он сдал ее в аренду, в душе лелея надежду вернуться в Индию. Ведь там рос его сын, там была его душа, там были те святые места, где он встретил свою Деваки.
Кения действительно стала для него «мертвой водой», она поставила его на ноги, закалила, отвлекла от горя, как бы отремонтировала его организм. Но «живую воду» для лечения своей души он мог получить только на Родине, так ему казалось. Скоро его сыну, которого Ешода назвала Кишеном, будет четыре года, и Ананд боялся, что, повзрослев, он может не признать его. Эти мысли все больше и больше одолевали его.
И вот, как говорится, в один прекрасный день, играя с дядей в гольф, он начал разговор:
— Дядя, дорогой мой!
Это прозвучало так искренно и нежно, что Джавар выронил молоток.
— Что, Ананд? — удивленно мигая своими серыми выразительными глазами, сказал Джавахарлал.
— Я думал, дядя, что останусь здесь навсегда. Однако теперь чувствую, что мое место на Родине, в Индии.
Последовало продолжительное молчание.
— Пошли в дом, — пробормотал Джавар.
Они вошли в холл и сели на оттоманку.
— Дараян!
— Да, хозяин! — отозвался выросший словно из-под земли сикх.
— Коньяк, содовую и… фрукты.
— Сию минуту.
Действительно, буквально через минуту Дараян выставил на стол изящную бутылку французского коньяка «Наполеон», наполнил рюмки и, спросив, не надо ли еще чего, тихо удалился, почувствовав, что дяде и племяннику предстоит очень интимный разговор.
После выпитой рюмки Джавар спросил:
— Ты все обдумал?
— Да, дядя.
— Значит, покидаешь меня.
— А ты тоже можешь поехать. Купим там, ну, скажем, в Сринагаре, или построим такие же фабрики. Или вложим капитал в любое другое производство. Ты, дядя, богат. Я тоже. Чего еще желать?
— Вот именно, Ананд, чего еще желать? — задумчиво повторил Джавар.
— Значит, поедем вместе?
— Не так-то это просто. Но то, что ты обязан быть счастливым, я знаю совершенно точно…
Наступила глубокая и тяжелая тишина. Джавар не находил нужных слов. Он безуспешно пытался раскурить сигару и, наконец, оставил ее в пепельнице.
— Ананд, и когда ты собираешься?
— Месяца через два. Ведь здесь надо все довести до ума.
— А что доводить? Фабрики работают прекрасно. Ты мне очень здорово помог, очень. Сейчас за такие технологии дадут баснословные деньги.
— Еще бы! — согласился Ананд. — Дом продавать я не думаю. Может быть, еще придется приехать и поохотиться. Будет где останавливаться друзьям.
— Да, иметь здесь дом — это очень хорошо. Земля дорожает с каждым днем. Недвижимость — штука надежная.
В глубине души Джавар не мог согласиться на расставание с племянником.
— Один поэт сказал, что разлука — это смерть в миниатюре, — произнес дядя, с трудом сдерживая слезы. — Роза, которую посадила Деваки, небось уже разрослась там, — впервые за эти годы произнес он имя своей невестки, так как почувствовал, что и сам и племянник уже смогут выдержать это воспоминание.
— Да… — протянул Ананд и нараспев процитировал:
Как хороши, как свежи были розы В моем саду! Как взор пленяли мой! Как я молил весенние морозы Не трогать их холодною рукой! ……………………………………………… Но в мире мне явилась дева рая, Прелестная, как ангел красоты. Венка из роз искала молодая, И я сорвал заветные цветы…— Боже мой! — воскликнул Джавар. — Кто же написал такие изысканные стихи? Северные арии?
— Да, ты угадал, это стихи какого-то русского поэта, но не помню, какого.
— Может быть, Пушкина?
— Может быть, дядя…
— Как изящно! Каков язык! Какая органичная образность! Нет нарочитой орнаментальности, как это обычно бывает у персов. Да, Ананд, здесь, кроме личного счастья, мне очень не хватает истинной, изысканной духовной красоты в людях. Простоты здесь — хоть отбавляй. Простоты и хищности здесь в изобилии. А вот этой тонкости чувств, как в этих стихах, мне и не хватает в жизни.