Шрифт:
Быть человеком – значит не только обладать знаниями, но и делать для будущих поколений то, что предшествовавшие делали для нас.
Г.Лихтенберг
Прошлые поколения оставили нам не столько готовые решения вопросов, сколько самые вопросы.
Сенека Младший
Пролог
В парке старинного уральского городка начало лета воспринималось, как апрельская нежность юга Украины. Юные листики берёзок, лип, клёнов сверкали на холодноватом солнце
– С Денисом нужно что-то делать! – опираясь на перила бутафорского мостика, нервно басил седовласый представительный мужчина, обращаясь к женщине в шляпке и тёмных очках: она с грустью поглядывала на лодки.
Оба были в светлых плащах и выглядели умеренно интеллигентно.
– Мы его упустили… – не отрывая взгляда, протянула женщина. – Что не удивительно, при нашей профессии… артистов.
– Полина! – Что значит упустили? Парень всегда был под профессиональным присмотром, не в пример своим братьям в Москве, воспитуемых старосветскими бабушками и дедушками. Он прекрасно отучился в институте!…
– Который мы ему, Вадим Елисеевич, навязали… – акцентировав на отчестве, мерно, невозмутимо тянула своё женщина.
– Полина Михайловна! – перешёл на официозный тон Вадим Елисеевич. – Когда молодой… можно даже сказать, перспективный специалист уходит простым забойщиком в шахту!…
Артист задержал дыхание, намереваясь и телом, и жестом театрально изобразить трагичность момента, но передумал и выдохнул в сторону жены:
– Это, я тебе скажу…
– Не его, а наша промашка…
– Но делать-то что-то нужно, – терял запал Вадим Елисеевич. – Может, затолкать его в Москву?… Так ведь пробовали уже… И к театру так и не воспылал любовью нежной… – иронично, с оттенком тоски, пропел артист.
– Приедем после гастролей, тогда и поговорим предметнее, – наконец, повернулась к мужу Полина Михайловна. – А сейчас пойдём – репетиция через полчаса.
Мужчина пожал плечами, взял женщину под руку и они заспешили к центральной аллее. Тем временем, к лодкам на пруду присоединилось ещё две, лягушки поутихли, а со стороны минизоопарка послышалось крякание диких уток, и беззлобные рыки рысей.
Все процедуры, связанные с началом горняцкой смены-вахты: получение и облачение в спецодежду, настройка и проверка спецснаряжения, сбор бригады и спуск на километровую глубину – Денис проделал без особого волнения. Никто его не теребил, не подначивал, хотя шахтёры народ с “зазубринкой” – с новичком могут и подшутить, и покочевряжиться над его “незапылённой” простотой. Может, парень вызывал подсудное уважение внешним видом: рост выше среднего, плотный и невозмутимый до стеклянной прозрачности! Может, были наслышаны, что выпускник торгового института, экономист по специальности, решился начать трудовой путь с тяжёлой, опасной работы в глубинах земли нашей? А, может, потому что опекуном молодого горняка выступил сам бригадир Фомич, опытный, уважаемый шахтёр с двадцатилетним стажем?
Как бы там ни было, но первый рабочий день Дениса прошёл так, будто он уже давно трудится и привык к этой тяжести, как труда, так и каменной массы, с тупой неумолимостью давящей со всех сторон.
В конце смены Фомич, присел на выступающий из стены кусок породы, отпил из фляги водички и поинтересовался:
– Неужто без мандража отработал? Или умеешь держаться, или такой здоровый и непуганый? – засветился он зубами на фоне вымазанного угольной пылью лица.
И Денис словно очнулся: он оглянулся в темноту, куда уходили рельсы, перевёл взгляд на потолок, откуда капала вода. Поправил каску, блеснул белками глаз и криво улыбнулся:
– Интересно тут… Настоящая мужицкая работа.
– Настоящая?… – раздражённо ухмыльнулся Фомич. – Вот отишачишь месячишко, я и погляжу на тебя такого романтика. Будет тебе настоящая, когда харкать углём начнёшь, а там и до кровянки подкатишь. Настоящая… Если б ещё и платили, а то ведь некоторые наверху штаны протирают, а зарабатываю поболе нас…
– Деньги прах, придут и уйдут, а этот мир… – Денис обвёл взглядом мрачный грязно-серый закуток, – вечен и неповторим. Не каждому дано сюда попасть…
– Тебе не в шахту надо, а стихи писать, – саркастически хихикнул Фомич. – Странный ты, однако, хотя и не ленивый… будто бы! А попасть сюда действительно не каждому светит. В основном, нам, кто другого не умеет, да, иногда, таким как ты, которые или дурные, или шибко умные! Ну да ладно, собирайся – пора на-гора!
Послышался говор, смех, поругивание, и к ним подошла группа шахтёров. После чего, подсвечивая головными фонарями, смена дружно отправилась по проходке к центральному стволу шахты.
По дороге домой, Денис прислушивался к себе…
С непривычки тело ныло, но он чувствовал себя удовлетворённым – ему удалось отстоять своё, добиться желаемого! Только так можно “вытянуть” характер, наивно, как все увлечённые и неискушённые, считал он. Откуда и когда возникло такое стремление – не задумывался. Ещё на третьем курсе, осенним вечером возвращаясь с поздней лекции, посматривая на озябшие деревья, на кучки грязно-багряных листьев, почувствовал, что его жизнь, внешне благополучная, катится “не туда”. И это ощущение “неправильности выбранного курса” с течением учёбы только нарастало.
Профессия экономиста, популярная и престижная на тот период времени, не увлекала. Голову и душу будоражили совсем другие мысли и желания. Они были настолько глобальными, высоколетящими, что иногда казалось – впадает в некий транс! “Может, космос на меня влияет?” – радостно-испуганно обдумывал Денис. Но идея, возникшая как-то на занятиях по философии (рассматривались иррациональные направления идеализма), сверкнула и не померкла. Более того захватила! И он спонтанно, часто неосознанно уже прорабатывал её: читал соответствующую литературу, просматривал по телевизору научные передачи, даже ездил в столицу на международные философские семинары!… Ответов не находил, отчего ещё больше увлекался.
Когда защитил диплом, почувствовал свободу! Тогда и встретил случайно старого шахтёра Фомича.
Прогуливаясь, Денис зашёл в кафе перекусить. За соседним столиком пили пиво два крупных, с характерными чёрными глазницами мужика.
– Тащи своего сынка к нам, в шахту! Здесь у него быстренько вся шелуха осыплется! Нехорошие мысли улетучатся, а норов в нужную колею вскочит, – отсвечивая зрачками, азартно говорил один из них.
– А то я без тебя не знаю! – огрызнулся другой, прикладываясь к бокалу. – Пробовал, да не получается. Эх, Фомич! Он ведь на игле сидит… – плаксиво искривилось лицо.