Родовой кинжал
Шрифт:
— Но несмотря не на что, ты все же хочешь замуж за капитана, — уточнила я.
— Я влюбилась в него с первого взгляда в пять лет, и с тех пор он для меня как солнце. Я не могу думать ни о ком другом. Мне не нужна его страстная любовь, я хочу, чтобы он любил меня хоть немного… Все, пойдем, а то уже засиделись. Не будем заставлять других нас ждать.
В фургоне уже были Ярослав с Дранишем. Тролль, немелодично что-то мурлыкая, натягивал веревки для просушки белья, а капитан заплетал свои длинные волосы в косу. На лице у него было непривычное мне мягкое
Мои волосы были значительно короче, чем у него, всего лишь до середины спины, и к тому же пушистые. От купания они закурчавились, и мне предстояло долго расчесывать их, чтобы пряди легли как следует.
Рядом со мной замерла Тиса, глядя на капитана так, будто хотела его съесть, не оставив ни крошки.
— Пушистик! — вдруг закричал Драниш, указывая на меня, и Ярослав даже вздрогнул от неожиданности. — Ты как маленькое солнышко! Можно я тебя расчешу? Нет? Ну и ладно, я еще дождусь своего часа!
— Тиса, — тихонько обратилась я к воительнице, когда мы залезли в фургон, — а где сушить нижнее белье?
— На веревке, где же еще?
— Но ведь… но ведь на него все будут смотреть!
— Мила, если ты думаешь, что наши мужчины не знают, что ты носишь нижнее белье, то должна тебя разочаровать. Зрелище твоих трусов удивит разве что Персика.
— Одно дело знать, а другое дело — видеть, — возразила я.
— Правильные девушки, те, на которых женятся — но к тебе это, Тиса, не относится, — не хотят, чтобы на их белье кто-то пялился, — вставил тролль, прислушивающийся к нашему разговору.
— Нашелся специалист, — фыркнула воительница.
— А то! Я что, зря на всех уроках этикета мух считал? — Драниш протянул одну веревку в женской части фургона и задернул шторку. — Пользуйся, котя.
— Оно за шторкой будет сто лет сохнуть, — пробурчала Тиса. — И в фургоне будет вонять сыростью.
— Ничего, потерпишь, — ухмыльнулся тролль. — Эй, ты куда направляешься? Это я для коти сделал, на твои трусы я еще во время войны насмотрелся, ничего нового не увижу.
Тиса ответила ему неприличным жестом; мы молча вместе развешивали белье в закутке.
— Отойди, пожалуйста, — попросила я, закрыла глаза, сосредотачиваясь, и из моих ладоней повеял горячий ветер.
— Ух ты! — восхитилась Тиса. — Еще чуть-чуть, ну!
— Нет, не могу больше. Очень энергоемкое заклинание, а мне еще сегодня фургон вести.
— Хорошо, к вечеру высохнет. — Девушка улыбнулась мне, я просияла ответной улыбкой. Неужели между нами устанавливаются дружеские отношения? Вот было бы здорово!
Мы подождали, пока придут эльф с гномом, хныкавшим, что стирать — это невероятно тяжело, и капитан махнул мне рукой, чтобы я трогалась с места.
Рядом уселся тролль с разорванной сорочкой и принадлежностями для шитья. Игла с ниткой в его огромной ручище смотрелись смешно, но орудовал он ими очень умело.
— Я на войне, — принялся рассказывать тролль, — случалось, и раненых зашивал. Одно и то же, только рубашка не дергается и не вопит при этом. Мамаша бы мной гордилась, если бы видела. У нас в племени именно она всех врачевала. Правда, у нее никто и пикнуть не смел, боялись. Даже папаша. Я поэтому решил, что никогда на такой бой-бабе не женюсь. Жена не ужас должна вызывать, а восхищение, как ты.
Я улыбнулась этой неприкрытой лести и решилась спросить:
— Эти шрамы на руке остались от зубов волкодлака? — Я старалась, чтобы фургон, несмотря на то что я разговариваю, ехал ровно. У других же это получается!
— Ага. — Тролль перекусил нитку и спросил: — Кто тебе рассказал?
— Тиса.
— А я боялся признаваться, вдруг ты подумаешь, что я на луну вою или хвост в штанах прячу.
— А ты прячешь?
Драниш расхохотался:
— Прячу, и это даже можно назвать хвостом, только не мохнатым. Как-нибудь покажу.
— Нет, спасибо, я обойдусь без этого знания.
— Не, котя, зачем? Не обойдешься. Сделаем пару-тройку детишек, больше не надо, а в этом деле без «хвоста» не обойтись.
Я пожала плечами и ничего не ответила.
— Да, волкодлак… — пустился в воспоминания тролль, видя, что я не поддерживаю его идеи о детишках. — Помнится, голодное тогда время было, жуть. Эти твари обозы грабили почем зря, а мы питались чем попало. Даже кору с деревьев обдирали, если дичи не удавалось добыть.
— Интересно, почему у тебя большинство воспоминаний о войне о том, как вам было голодно? — спросила я.
Драниш немного помолчал и неохотно ответил:
— У меня много воспоминаний. Только вот они… некрасивые, да. Тебе лучше о таком не слышать, да и мне не хочется об этом говорить. Вот спроси Тису о войне. Уверен, она не будет тебе рассказывать, как получила шрам через все лицо. Она, наверное, расскажет о том, как один придурок из соседней тысячи украл с веревки ее постиранное белье и как она за ним гналась через весь лагерь. Хотя нет, об этом она тебе не расскажет. Она начнет свою байку с момента, как она догнала вора и так его избила, что потом никто даже ее кружку с чаем не трогал…
Тролль разгладил шов на сорочке. Я мельком взглянула — идеально ровные стежочки, один к одному. Воистину, Драниш — кладезь талантов! Интересно, а вышивать он умеет?
— Так вот, про волкодлака, — вернулся парень к своим воспоминаниям. — Голодали мы. Ярик вообще с лица спал, тощий сделался, как тростинка. Все своим бойцам отдавал, следил за порядком, чтобы за крохи не дрались.
— Да? — удивилась я. В моем представлении капитан вряд ли пожертвовал бы своей пищей ради простых солдат.