Родственник из другой Вселенной
Шрифт:
– Как же мне теперь быть? – в отчаянье спрашивал сам себя фирмач. – Ира, вызвала уже доктора? Что ты медлишь?
– Вызвала, Александр Павлович, вызвала, но… что может сделать врач? Ума не приложу.
– И не прилагай. Его у тебя не было, и нет. Боже ж ты мой! Мне же только тридцать пять лет!
Старенький врач в очках и с бородкой редким клинышком, все чаще задумывавшийся о смысле жизни и о тщете всего земного, медленно обошел окаменевшего бизнесмена, привычно пощупал руку там, где меряют пульс, потом снова совершил променад вокруг статуи, заложив руки назад.
– Убей, не могу вспомнить библейского героя, который
– Доктор, не валяй дурака, человеку плохо, а ты дурью маешься, – крикнул фирмач.
– Ты знаешь, когда что-то придет в голову и не можешь вспомнить – это так угнетает, что ни о чем другом и думать не хочется. Я чувствую, что решение где-то здесь, а вспомнить не могу. Дедал?– нет, не то. Сизиф? – тоже из другой оперы. Кто же это был?
– Будь моя воля, я бы тебе сейчас по кумполу так надавал, что ты бы и мать родную забыл, – бесился окаменевший пациент.
– С вами мне тоже ничего не понятно. Давно не ездил на семинары по новейшим направлениям медицины. Как по мне, так смахивает на ступор при гипнозе или на посмертное окоченение. Но вы-то языком мелете, значит, нет гипноза; пульс не прощупывается, а глазенки бегают – черт знает, что такое. Нет, надо уходить куда-нибудь на периферию, там полегче.
– Тапочки тебе надо белые покупать, – зло сказал пациент. – И держат же таких кретинов на работе. Говори, что делать?
– По крайней мере, не каменею, – живо парировал доктор. – Что делать, что делать? Кто виноват? – извечные вопросы русской интеллигенции, теперь вот этим задаются всякие дауны от бизнеса. Не знаю я, молодой человек, что делать и кто виноват – не знаю, – доктор красноречиво развел руками. – Сделать вам укол успокоительного – так куда делать? В камень? Что-то вы сделали не так – вот вам и наказание. Покайтесь – и вас отпустит. Это все, что я могу вам посоветовать как врач и как старый человек. – Доктор опять в раздумье потер лоб рукой, бормоча себе под нос: «Кто же все-таки обратился в соляной столб?»
– Я пожалуюсь твоему главврачу и посоветую ему гнать тебя в шею, – в бессильной злобе прошипел фирмач.
– Выходит, я еще долго буду работать – со снисходительной улыбкой ответил врач, все еще мучаясь неотступным вопросом. – Честное слово, рад был бы вам помочь, но в данной ситуации ничего не приходит на ум. За свои пятьдесят лет работы первый раз сталкиваюсь с таким случаем. До свидания.
Некоторое время в кабинет ходили, как в музей мадам Тюссо. Лепешкин Семен Данилович – так, оказывается, звали хозяина фирмы – сначала негодовал, гнал всех прочь, но посетителей все прибывало, и он устал, погрузился в нечто, напоминающее прострацию. Из художественных мастерских, расположенных неподалеку, приходили художники и скульпторы, профессионально рассматривающие неожиданную скульптуру. Спорили о художественном стиле, в котором выполнена работа.
Некоторые утверждали, что это чистый натурализм с уклоном в примитивизм. другие говорили, что здесь большая струя социалистического реализма и постреализма. Третьи со знанием дела и применением всего арсенала художественной аргументации в стиле академика педагогических наук Голобородька пространно доказывали, что реализм неспособен с такой художественной убедительностью показать звериный оскал современного капитализма; здесь, мол, явно присутствует техника и философия сюрреализма: достаточно посмотреть, как выполнены жировые складки на шее. Четвертые видели в статуе признаки абсурда. Однако, все соглашались, что замысел и воплощение – гениальны. Сочетать камень с живой плотью – до такого не додумались даже творцы, использующие в своем арсенале художественных средств пивные бутылки, пищевые отходы и экскременты диких животных.
Так продолжалось около суток. К утру Лепешкина отпустило, зато напал злокачественный жор. Семен Данилович заказывал все подряд: салаты, холодные закуски, спиртные напитки, первые, вторые и третьи блюда, десерты. Причем, все самое дорогое: икру черную и красную, осетрину отварную, колбасу сырокопченую, французские вина и коньяки каких-то немыслимо старых годов, трюфеля в труднопроизносимых соусах, сверхмодные закуски в авангардном стиле, когда на молекулярном уровне соединяют несоединимое, например, молоко с помидором, соленую сельдь с мороженым и тому подобные фокусы.
Элегантные официанты, мешая друг другу, то и дело вносили все новые и новые деликатесы. Живот бедного Лепешкина уже разнесло до невозможности, а он продолжал заказывать и заказывать. Он отрицательно, категорически махал рукой, а голос произносил новые требования. В кабинете уже было некуда ставить посуду с едой, а она все поступала и поступала.
Такая же напасть постигла двух заместителей мэра города, начальника отдела ритуальных услуг горкоммунхоза, двоих начальников районных отделов полиции, трех прокуроров, пятерых судей, нескольких депутатов различных уровней, в том числе и депутата парламента, а также начальника управления по защите прав и свобод потребителей, начальника антимонопольного комитета, главврача городской санэпидемслужбы и двух криминальных авторитетов. Когда стали выяснять логику этого необычного явления, то оказалось, что все обжоры так или иначе были связаны с господином Лепешкиным.
Все бросились к нему. В перерывах между заказами очередной жратвы Лепешкин пытался понять суть этого явления, пока не вспомнил разговор с необычными посетителями и записку, оставленную ими. Кинулись искать клочки драгоценной теперь бумажки. Уборщица Катька, которую сперва назвали Екатериной Ивановной, гордо доложила, что уже произвела уборку вверенной ей конторской территории и вынесла ведро с мусором в соответствующий контейнер.
После такого сообщения Екатерина Ивановна немедленно превратилась в последнюю идиотку, которую с кулаками в спину повели на мусорную площадку показывать бак. Содержимое ведра было уже погребено под содержимым других ведер и пакетов. Но это никого не остановило. Контейнер перевернули и всю мерзость пищевых отходов аккуратно разложили на площади в 1,15 гектара вплоть до последнего огрызка соленого огурца и скелета вяленой тарани, словно это был драгоценный скелет допотопного тиреозавра.
Сотрудники вышеназванных организаций, волонтеры, дружинники, кандидаты в члены солидных парламентских партий, начинающие следователи, курьеры, письмоводители судов, гробокопатели, телохранители–все искали кусочки записки, от которой зависела судьба уважаемых в городе людей, так как те продолжали неумеренно есть в полном соответствии с тезисом, что им едва хватает досыта поесть. Затерялся только последний отрывок с номером квартиры. Но для опытных сотрудников компетентных органов это уже был сущий пустяк: в конце концов, нашли и злосчастный клочок.